Желябугские выселки

Сели на лежачую липу.
Простодушного Овсянникова, да с его владимирским говорком, - люблю
братски. Курсы при училище проходили вместе, но сдружились, когда в одну
батарею попали. На Северо-Западном, в последний час перед ледоходом на
Ловати, он сильно выручил батарею, переправил без облома. Или тот хутор
Гримовский нас скрестил - весь выжженный, одни печные трубы стоят, и немцами
с колокольни насквозь просматривается. Центральная вот так же в погребке, а
мы с ним сидим на земле, ноги в щель, между нами - котелок общий. Так пока
этот суп с тушенкой дохлебали - трижды в щель спрыгивали от обстрела, а
котелок наверху оставался. Вылезем - и опять ложками таскаем.
Тут-то, за нашим склоном, Желябугские Выселки немцу прямо не видны,
только с воздуха. Кручу махорочную цыгарку, а Виктор и вообще не курит.
Рассказывает, как и где посты поправил. Кого, по пути идучи, видел, где
какие части стоят. В Моховом у немцев виден сильный пожар, что-то наши
подожгли.
- Натя-агивают. Будем дальше толкать, не задержимся.
Не докурил я, как слева, от главной сюда дороги - колыхаются к нам,
переваливаются на ухабинках - много их! Да это - "катюши"!
Восемь машин полнозаряженных, дивизион, они иначе не ездят. Сюда, сюда.
Не наугад - высмотрел им кто-то площадку заранее. И становятся все восьмеро
в ряд, и жерла - поднимаются на немцев. От нас - двадцать метров, в такой
близи и мы их в стрельбе не видели. Но знаем: точно сзади стоять нельзя,
вбок подались. И своим - рукой отмахиваю, предупреждаю, все вылезли
лупиться.
Залп! Начинается с крайней - но быстро переходит по строю, по строю, и
еще первая не кончила - стреляет и восьмая! Да "стреляют" - не то слово.
Непрерывный, змееподобный! - нет, горынычеподобный оглушающий шип. Назад от
каждой - огненные косые столбы, уходят в землю, выжигая нацело, что растет,
и воздух, и почву, - а вперед и вверх полетели десятками, еще тут, вблизи,
зримые мины - а дальше их не различишь, пока огненными опахалами не
разольются по немецким окопам. Ах, силища! Ах, чудища! (В погребе от
катюшиного шипа бабы замерли насмерть.)
А крайняя машина едва отстрелялась - поворачивает на отъезд. И вторая.
И третья... И все восемь уехали так же стремительно, как появились, и только
еще видим, как переколыхиваются по ухабам дороги их освобожденные наводящие
рельсы.
- Ну, щас сюда по нам жарнет! - кто-то из наших.
Да и не жарнет. Знают же немцы, что "катюши" мигом уезжают.
Идем с Овсянниковым досиживать на липе.
Чуть передых - мысли лезут пошире.
- Да! - мечтаю. - Вот рванем еще, рванем - и какая ж пружина отдаст в
Европе, сжатая, а? После такой войны не может не быть революции, а?.. это
прямо из Ленина. И война так называемая отечественная - да превратится в
войну революционную?
Овсянников смотрит мирно.

Страницы: (29) : 123456789101112131415 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Какие-то птицы водонепроницаемой породы
неудержимо хохотали надо мной, и я наконец-то понял, почему на птиц так
рьяно охотятся. Затем дорога свернула в сосновый бор, украшенный роскошным
ковром из мокрого мха и надписями, предупреждавшими, что это частное
владение и посторонним вход в него строго запрещен под угрозой судебного
преследования. Право же, стоит проехать тридцать миль ради того, чтобы
какой-то самодур помещик заставил вас повернуть обратно. Рукава у меня уже
насквозь промокли и липли к запястьям, как холодный компресс. Я растопырил
руки, чтобы по возможности избежать неприятного ощущения, посмотрел вниз
на свои негнущиеся колени, и с полей моей шляпы на них тотчас обрушилась
целая пинта дождевой воды и черной краски. Я расхохотался так, как, должно
быть, хохотали колесуемые преступники при втором повороте колеса. Еще
одна-две мили утомительной ходьбы по колено в грязи, и я подошел к окраине
деревни, где стремительно несла свои воды небольшая речка, через которую
был перекинут мост наподобие готической арки, так что лошади сначала
напрягали все силы, чтобы втащить на него повозку, а потом на скользком
крутом спуске - чтобы затормозить ее.
Это и был Тилфорд, селение, насколько я мог судить, совершенно
необитаемое, если не считать одного человека, чей угрюмый взгляд яснее
всяких слов спрашивал: какого черта мне здесь надо? Тут меня ждал подъем
еще на один холм, между молитвенным домом и церковью, а затем - открытый
участок дороги, где дождь и ветер могли напоследок исхлестать меня без
всяких помех. Солт ошибается, полагая, что живет в Тилфорде, - на самом
деле он живет значительно дальше, и я уже собирался повернуть назад, пока
еще был в состоянии добраться до Лондона, но тут он приветствовал меня с
порога своего дома восторженным возгласом: "А вот и он!" - и просиял такой
счастливой улыбкой, словно мой вид не оставлял желать ничего лучшего, а
Тилфорд оправдал все похвалы в свой адрес...

Шоу, Джордж Бернард (Shaw, George Bernard)   
«Воскресный день среди холмов Суррея»