Знают истину танки!

Из "волги" выходят - Дама со слишком золотистой прической, ее
Муж в чесучевом костюме, Девушка и Мантров, подобранный, довольно
молодой. Они заперли машину и идут по аллее то в тени, то на солнце.
То сквозь тень, то сквозь солнце.
Свисают ветви с бледно-розовой ватой цветов.
Они идут мимо киоска сувениров.
Мимо скамей, где отдыхают грузные курортники и грузные дети.
= Открывается крутой откос наверх. По откосу - широкие ступени,
декоративный кустарник.
Они поднимаются. Вверху - веранда, парусиновые пологи над ее
пролетами. Над входом надпись: Ресторан "Магнолия".

оттуда доносится музыка.

Муж дамы:
- Ну как, Виктор? Выдерживаешь?
У Виктора сдержанная, но располагающая улыбка, ясный взгляд.
То ли рассеянность, то ли растерянность:
- Не знаю. Еще не могу привыкнуть. Золотистая дама:
- Ах, Витенька! К хорошему люди привыкают легко! К хорошему мы
вас быстро вернем. Правда, Альбина?
Девушка в той поре,когда всякая хороша. Мило-диковатая прическа.
Улыбается вместо ответа.

ресторанная музыка ближе и громче.

Они уже - под шатром веранды. Белизна и сверкание столов.
Есть свободный, они садятся.
= В прозор между балюстрадой и пологом - вершинки кипарисов
где-то близко внизу, а за ними - море, море... Беленький пассажирский
катерок.

веселенькая разухабистая музыка.

= Муж
- Нет! Поразительное и удивительное не что Виктор там был, а что
он оттуда вернулся! Невредимым!
Дама:
- Страдалец! Чего он там натерпелся! И ничего не хочет
рассказать!
Мантров смотрит ясными глазами, улыбается умеренно:
- К сожалению, я ничего не помню. Я - все забыл...
= Море - во весь экран, лишь край полога наверху, колонка
веранды. И внемлющий профиль девушки:
- Но сейчас-то вам - разве плохо?

только голос его:

- Хорошо бесконечно.
Море. И профиль девушки.
В кадр входит плечо и темя официанта, наклонившегося к их столу:
- Антрекот - два, фрикассе из лопатки - раз... Суфле лимонное
четыре...
= Голова Мантрова запрокинулась, кадык ходит по горлу:
- Будто в насмешку...
= Общий вид ресторана. Чистая кушающая публика. Дородные
официанты просторными проходами снисходительно разносят подносы. Две
пары покачиваются между столиками. На эстраде - маленький оркестр:
струнные, саксофонист, ударник.

бесшабашный мотивчик. Голос Мантрова:

- Будто в насмешку вот такой же оркестрик по воскресеньям играл
и там...
= Скрипка и виолончель и движущиеся их смычки остаются резкими.
Остальные инструменты и все оркестранты расплываются...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Страницы: (59) : 123456789101112131415 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Шнайдкинд. Можно отпечатать донесение под копирку и послать каждому
правительству по экземпляру.
Страмфест. Пустая трата бумаги. С тем же успехом можно посылать донесения в
детский сад. (Со стоном опускает голову на стол.)
Шнайдкинд. Вы утомлены, сэр.
Страмфест. Шнайдкинд, Шнайдкинд, неужели вы еще можете жить на этом свете?
Шнайдкинд. В мои годы, сэр, человек опрашивает себя: неужели я уже могу
отправиться на тот свет?
Страмфест. Вы молоды, молоды и бессердечны. Революция вас возбуждает, вы
преданы абстрактным понятиям - свободе и прочему. А мои предки семь
столетий верно служили беотийским Панджандрамам; Панджакдрамы давали
нам придворные чины, жаловали награды, возвышали нас, делились с нами
своей славой, воспитывали нас. Когда я слышу, как вы, молодежь,
заявляете, что готовы сражаться за цивилизацию, за демократию, за
низвержение милитаризма, я спрашиваю себя: неужели можно проливать
кровь за бессмысленные лозунги уличных торговцев и чернорабочих, за
всякий вздор и пакость? (Встает, воодушевленный своей речью.) В монархе
есть величие, и он не какая-нибудь абстракция, а человек, вознесенный
над нами, точно бог. На него смотришь, ему целуешь руку, он улыбнется -
и у тебя сердце радуется, он нахмурится - и у тебя душа уходит в пятки.
Я готов умереть за своего Панджандрама, как мой отец умер за его отца.
Когда этот ваш трудовой народ гневил старших, его награждали пинком в
мягкое место, и он был счастлив. А теперь что мне осталось в жизни?
(Уныло опускается в кресло.) Мой король низложен и сослан на каторгу.
Армия, его былая гордость и слава, марширует под мятежные речи нищих
бунтовщиков, а полковника силой заставляют представлять этих ораторов
народу. Кто меня назначил главнокомандующим, Шнайдкинд? Мой собственный
поверенный! Еврей, самый настоящий еврей! Еще вчера все это показалось
бы бредом сумасшедшего, а сегодня бульварная пресса сообщает об этом
как о самых заурядных событиях...

Шоу, Джордж Бернард (Shaw, George Bernard)   
«Аннаянска, сумасбродная великая княжна»