Как нам обустроить Россию

Что-то в нынешнем государственном строе приходится пока
принять просто потому, что оно уже существует.
Конечно, постепенно мы будем пересоставлять государственный
организм. Это надо начинать не все сразу, а с какого-то краю. И ясно,
что: с_н_и_з_у, с м_е_с_т. При сильной центральной власти терпеливо и
настойчиво расширять права МЕСТНОЙ жизни.
Конечно, какая-то определенная политическая форма постепенно будет
нами принята,-- по нашей полной политической неопытности скорей всего
не сразу удачная, не сразу наиболее приспособленная к потребностям
именно нашей страны. Надо искать СВОЙ путь. Сейчас у вас самовнушение,
что нам никакого собственного пути искать не надо, ни над чем
задумываться,-- а только поскорей перенять, "как делается на Западе".
Но на Западе делается -- еще ой как по-разному! у каждой страны
своя традиция. Только нам одним -- не нужно ни оглядываться, ни
прислушиваться, что говорили у нас умные люди еще до нашего рождения.
А скажем и так: государственное устройство -- второстепеннее самого
воздуха человеческих отношений. При людском благородстве -- допустим
любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве --
невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет
справедливости и честности -- то это проявится при любом строе.
Политическая жизнь -- совсем не главный вид жизни человека,
политика -- совсем не желанное занятие для большинства. Чем размашистей
идет в стране политическая жизнь -- тем более утрачивается душевная.
Политика не должна поглощать духовные силы и творческий досуг народа.
Кроме ПРАВ человек нуждается отстоять и душу, освободить ее для жизни
ума и чувств.



А САМИ-ТО МЫ -- КАКОВЫ?

Источник силы или бессилия общества -- духовный уровень жизни, а
уже потом -- уровень промышленности. Одна рыночная экономика и даже
всеобщее изобилие -- не могут быть венцом человечества. Чистота
общественных отношений -- основней, чем уровень изобилия. Если в нации
иссякли духовные силы -- никакое наилучшее государственное устройство и
никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом
дерево не стоит. Среди всех возможных свобод -- на первое место все
равно выйдет свобода бессовестности: ее-то не запретишь, не
предусмотришь никакими законами. ЧИСТАЯ атмосфера общества, увы, не
может быть создана юридическими законами.
Разрушение наших д_у_ш за три четверти столетия -- вот что самое
страшное.
Страшно то, что развращенный правящий класс -- многомиллионная
партийно-государственная номенклатура -- ведь не способна добровольно
отказаться ни от какой из захваченных привилегий. Десятилетиями она
бессовестно жила за счет народа -- и хотела б и дальше так.
А из бывших палачей и гонителей -- кто хоть потеснен с должностей?
с незаслуженного пенсионного достатка? До смерти кохали мы Молотова,
еще и теперь Кагановича, и сколько неназванных.

Страницы: (38) :  <<  ... 10111213141516171819202122232425 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Здесь же,
свешиваясь с утеса, я еще различаю чудовищное пятно родного города, и мне
кажется, что ко мне долетают смешанные городские звуки - фабричные гудки, и
грохот мостовых, и вопли пьяного веселья и голодного ужаса.
(Здесь, может быть, некоторые начинают тосковать о покинутой родине.)
Далее следует какое-то странное место, еще неразборчивое в моей душе:
спорят с вождем о том, что плоть должна остаться. Он убеждает их, что плоть
пребывает вовеки, на всякой вышине и во всяком забвении. Он - смельчак,
ослепленный и сильный ("ГЕРОИ", - а эта пьеса - _крушение героя_). Очертя
голову, он зовет всех еще выше. Ему ставят на вид эти опрозрачневшие руки и
лица (рука - второе лицо). Он непреклонен. Ему говорят, что воск лиц -
признак дряхлеющего стремления. Напрасно: он уходит и силою своей пустой
воли уводит за собою всех по извилистому и _бесконечному_ (без отдыха)
отныне пути, - всех, кроме одного юноши, слабого, у которого в глазах есть
еще что-то, кроме усталости. Этот юноша остается ОДИН В ЛЕДЯНЫХ ГОРАХ (его
положение, может быть, - в монологе): его страшные соблазны: те, кого он
считал лучшими, ушли выше его, и он не имел смелости следовать за ними:
отныне они презрели его (его сомнения, не надо ли за ними?). Те простые
люди, с которыми он отдыхал, остались глубоко внизу, в мутном пятне города,
сквозящего перед его очами из провалов и ущелий. Нисхождение к ним было бы
для него бесконечной тоской и проклятием. Он готов погибнуть. НО ПОЕТ в нем
какая-то МЕРА ПУТИ, им пройденного (та мера, которою исполняется человек в
присутствии божества). И, взбегая на утесы, он кличет громко и настойчиво. И
вот на последний его угасающий крик О_Т_В_Е_Т_С_Т_В_У_Е_Т ему Ее низкий
голос.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . *
{* Строка точек в рукописи. - Ред.}
Каков должен быть язык этой пьесы? Стихи или проза? Одностильность в
языке наблюдать! _Поконкретнее_! Покороче монологи, поярче!
Кто Она? Бог или демон? Завтра я присмотрюсь еще...

Блок Александр Александрович   
«К Дионису Гиперборейскому»