Как нам обустроить Россию

К тем и другим я обращаюсь не извне, а как СВОЙ.
Да народ наш и разделялся на три ветви лишь по грозной беде
монгольского нашествия да польской колонизации. Это все -- придуманная
невдавне фальшь, что чуть не с IX века существовал особый украинский
народ с особым не-русским языком. Мы все вместе истекли из
драгоценного Киева, "откуду русская земля стала есть", по летописи
Нестора, откуда и засветило нам христианство. Одни и те же князья
правили нами: Ярослав Мудрый разделял между сыновьями Киев, Новгород и
все протяжение от Чернигова до Рязани, Мурома и Белоозера; Владимир
Мономах был одновременно и киевский князь и ростово-суздальский; и
такое же единство в служении митрополитов. Народ Киевской Руси и
создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы
сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья.
Возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как
ВОССОЕДИНЕНИЕ.
Да, больно и позорно вспомнить указы времен Александра II (1863,
1876) о запрете украинского языка в публицистике, а затем и в
литературе, -- но это не продержалось долго, и это было из тех
умопомрачных окостенений и в управительной, и в церковной политике,
которые подготовляли падение российского государственного строя.
Однако и суетно-социалистическая Рада 1917 года составилась
соглашением политиков, а не была народно избрана. И когда, переступив
от федерации, объявила выход Украины из России -- она не опрашивала
всенародного мнения.
Мне уже пришлось отвечать эмигрантским украинским националистам,
которые втверживают Америке, что "коммунизм -- это миф, весь мир хотят
захватить не коммунисты, а русские" (и вот -- "русские" уже захватили
Китай и Тибет, так и стоит уже 30 лет в законе американского Сената).
Коммунизм -- это такой МИФ, который и русские, и украинцы испытали на
своей шее в застенках ЧК с 1918 года. Такой МИФ, что выгреб в Поволжьи
даже семенное зерно, и отдал 29 русских губерний засухе и
вымирательному голоду 1921-22 года. И тот же самый МИФ предательски
затолкал Украину в такой же беспощадный голод 1932-33. И вместе
перенеся от коммунистов общую кнуто-расстрельную коллективизацию, --
неужели мы этими кровными страданиями не соединены?
В Австрии и в 1848 галичане еще называли свой национальный совет --
"Головна Русска Рада". Но затем в отторгнутой Галиции, при австрийской
подтравке, были выращены искаженный украинский ненародный язык,
нашпигованный немецкими и польскими словами, и соблазн отучить
карпатороссов от русской речи, и соблазн полного всеукраинского
сепаратизма, который у вождей нынешней эмиграции прорывается то
лубочным невежеством, что Владимир Святой "был украинец", то уже
невменяемым накалом: нехай живе коммунизм, абы сгубились москали!
[Прим.

Страницы: (38) : 123456789101112131415 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Я, Киш, сын Бока, сказал.
Он сел, но уши его чутко прислушивались к буре протеста и возмущения,
вызванной его словами.
- Разве мальчишка смеет говорить на совете? - прошамкал старый
Уг-Глук.
- С каких это пор грудные младенцы стали учить нас, мужчин? - зычным
голосом спросил Массук. - Или я уже не мужчина, что любой мальчишка,
которому захотелось мяса, может смеяться мне в лицо?
Гнев их кипел ключом. Они приказали Кишу сейчас же идти спать,
грозили совсем лишить его мяса, обещали задать ему жестокую порку за
дерзкий поступок. Глаза Киша загорелись, кровь забурлила и жарким румянцем
прилила к щекам. Осыпаемый бранью, он вскочил с места.
- Слушайте меня, вы, мужчины! - крикнул он. - Никогда больше не стану
я говорить на совете, никогда, прежде чем вы не придете ко мне и не
скажете: "Говори, Киш, мы хотим, чтобы ты говорил". Так слушайте же,
мужчины, мое последнее слово. Бок, мой отец, был великий охотник. Я, Киш,
его сын, тоже буду охотиться и приносить мясо и есть его. И знайте отныне,
что дележ моей добычи будет справедлив. И ни одна вдова, ни один
беззащитный старик не будут больше плакать ночью оттого, что у них нет
мяса, в то время как сильные мужчины стонут от тяжкой боли, ибо съели
слишком много. И тогда будет считаться позором, если сильные мужчины
станут объедаться мясом! Я, Киш, сказал все.
Насмешками и глумлением проводили они Киша, когда он выходил из иглу,
но он стиснул зубы и пошел своей дорогой, не глядя ни вправо, ни влево.
На следующий день он направился вдоль берега, где земля встречается
со льдами. Те, кто видел его, заметили, что он взял с собой лук и большой
запас стрел с костяными наконечниками, а на плече нес большое охотничье
копье своего отца. И много было толков и много смеха по этому поводу. Это
было невиданное событие. Никогда не случалось, чтобы мальчик его возраста
ходил на охоту, да еще один. Мужчины только покачивали головой да
пророчески что-то бормотали, а женщины с сожалением смотрели на Айкигу,
лицо которой было строго и печально...

Джек Лондон (Jack London)   
«Любовь к жизни - Сказание о Кише»