Матренин двор
Видно, весь вечер Матрена только об том и думала.
Она поднялась с убогой тряпичной кровати и медленно выходила ко мне,
как бы идя за своими словами. Я откинулся -- и в первый раз совсем по-новому
увидел Матрену.
Верхнего света не было в нашей большой комнате, как лесом заставленной
фикусами. От настольной же лампы свет падал кругом только на мои тетради, --
а по всей комнате глазам, оторвавшимся от света, казался полумрак с
розовинкой. И из него выступала Матрена. И щеки ее померещились мне не
желтыми, как всегда, а тоже с розовинкой.
-- Он за меня первый сватался... раньше Ефима... Он был брат --
старший... Мне было девятнадцать, Фаддею -- двадцать три... Вот в этом самом
доме они тогда жили. Ихний был дом. Ихним отцом строенный.
Я невольно оглянулся. Этот старый серый изгнивающий дом вдруг сквозь
блекло-зеленую шкуру обоев, под которыми бегали мыши, проступил мне
молодыми, еще не потемневшими тогда, стругаными бревнами и веселым смолистым
запахом.
-- И вы его...? И что же?...
-- В то лето... ходили мы с ним в рощу сидеть, -- прошептала она. --
Тут роща была, где теперь конный двор, вырубили ее... Без малого не вышла,
Игнатич. Война германская началась. Взяли Фаддея на войну.
Она уронила это -- и вспыхнул передо мной голубой, белый и желтый июль
четырнадцатого года: еще мирное небо, плывущие облака и народ, кипящий со
спелым жнивом. Я представил их рядом: смоляного богатыря с косой через
спину; ее, румяную, обнявшую сноп. И -- песню, песню под небом, какие давно
уже отстала деревня петь, да и не споешь при механизмах.
-- Пошел он на войну -- пропал... Три года затаилась я, ждала. И ни
весточки, и ни косточки...
Обвязанное старческим слинявшим платочком смотрело на меня в непрямых
мягких отсветах лампы круглое лицо Матрены -- как будто освобожденное от
морщин, от будничного небрежного наряда -- испуганное, девичье, перед
страшным выбором.
Да. Да... Понимаю... Облетали листья, падал снег -- и потом таял. Снова
пахали, снова сеяли, снова жали. И опять облетали листья, и опять падал
снег. И одна революция. И другая революция. И весь свет перевернулся.
-- Мать у них умерла -- и присватался ко мне Ефим. Мол, в нашу избу ты
идти хотела, в нашу и иди. Был Ефим моложе меня на год. Говорят у нас: умная
выходит после Покрова', а дура -- после Петрова'. Рук у них не хватало.
Пошла я... На Петров день повенчались, а к Миколе зимнему -- вернулся...
Фаддей... из венгерского плена.
Матрена закрыла глаза.
Я молчал.
Она обернулась к двери, как к живой:
-- Стал на пороге. Я как закричу! В колена б ему бросилась!...
Нельзя... Ну, говорит, если б то не брат мой родной -- я бы вас порубал
обоих!
Я вздрогнул. От ее надрыва или страха я живо представил, как он стоит
там, черный, в темных дверях и топором замахнулся на Матрену.
Страницы: (25) : << ... 6789101112131415161718192021 ... >>
Полный текст книги
Перейти к титульному листу
Версия для печати
Тем временем:
... A miracle
of efficiency selling for an absurdly low price. Every home should have one.
Oh, occasionally they frightened you with their clinical accuracy, they
startled you, gave you a twinge, but most of the time what fun for everyone,
not only your own son and daughter, but for yourself when you felt like a
quick jaunt to a foreign land, a quick change of scenery. Well, here it was!
And here were the lions now, fifteen feet away, so real, so feverishly
and startlingly real that you could feel the prickling fur on your hand, and
your mouth was stuffed with the dusty upholstery smell of their heated
pelts, and the yellow of them was in your eyes like the yellow of an
exquisite French tapestry, the yellows of lions and summer grass, and the
sound of the matted lion lungs exhaling on the silent noontide, and the
smell of meat from the panting, dripping mouths.
The lions stood looking at George and Lydia Hadley with terrible
green-yellow eyes.
"Watch out!" screamed Lydia.
The lions came running at them.
Lydia bolted and ran. Instinctively, George sprang after her. Outside,
in the hall, with the door slammed he was laughing and she was crying, and
they both stood appalled at the other's reaction.
"George!"
"Lydia! Oh, my dear poor sweet Lydia!"
"They almost got us!"
"Walls, Lydia, remember; crystal walls, that's all they are. Oh, they
look real, I must admit - Africa in your parlor - but it's all dimensional,
superreactionary, supersensitive color film and mental tape film behind
glass screens. It's all odorophonics and sonics, Lydia. Here's my
handkerchief."
"I'm afraid." She came to him and put her body against him and cried
steadily. "Did you see? Did you feel? It's too real."
"Now, Lydia..."
"You've got to tell Wendy and Peter not to read any more on Africa."
"Of course - of course." He patted her.
"Promise?"
"Sure."
"And lock the nursery for a few days until I get my nerves settled...
