Нобелевская лекция по литературе, 1972

Мы не уживем на одной Земле, как не жилец человек с двумя
сердцами.
5
Но кто же и как совместит эти шкалы? Кто создаст человечеству единую
систему отсчета -- для злодеяний и благодеяний, для нетерпимого и терпимого,
как они разграничиваются сегодня? Кто прояснит человечеству, что
действительно тяжко и невыносимо, а что только поблизости натирает нам кожу,
-- и направит гнев к тому, что страшней, а не к тому, что ближе? Кто сумел
бы перенести такое понимание через рубеж собственного человеческого опыта?
Кто сумел бы косному упрямому человеческому существу внушить чужие дальние
горе и радость, понимание масштабов и заблуждений, никогда не пережитых им
самим? Бессильны тут и пропаганда, и принуждение, и научные доказательства.
Но, к счастью, средство такое в мире есть! Это -- искусство. Это --
литература.
Доступно им такое чудо: преодолеть ущербную особенность человека
учиться только на собственном опыте, так что втуне ему приходит опыт других.
От человека к человеку, восполняя его куцое земное время, искусство
переносит целиком груз чужого долгого жизненного опыта со всеми его
тяготами, красками, соками, во плоти воссоздает опыт, пережитый другими, --
и дает усвоить как собственный.
И даже больше, гораздо больше того: и страны, и целые континенты
повторяют ошибки друг друга с опозданием, бывает, и на века, когда, кажется,
так все наглядно видно! а нет: то, что одними народами уже пережито,
обдумано и отвергнуто, вдруг обнаруживается другими как самое новейшее
слово. И здесь тоже: единственный заменитель не пережитого нами опыта --
искусство, литература. Дана им чудесная способность: через различия языков,
обычаев, общественного уклада переносить жизненный опыт от целой нации к
целой нации -- никогда не пережитый этою второю трудный многодесятилетний
национальный опыт, в счастливом случае оберегая целую нацию от избыточного,
или ошибочного, или даже губительного пути, тем сокращая извилины
человеческой истории.
Об этом великом благословенном свойстве искусства я настойчиво
напоминаю сегодня с нобелевской трибуны.
И еще в одном бесценном направлении переносит литература неопровержимый
сгущенный опыт: от поколения к поколению. Так она становится живою памятью
нации. Так она теплит в себе и хранит ее утраченную историю -- в виде, не
поддающемся искажению и оболганию. Тем самым литература вместе с языком
сберегает национальную душу.
(За последнее время модно говорить о нивелировке наций, об исчезновении
народов в котле современной цивилизации. Я не согласен с тем, но обсуждение
того -- вопрос отдельный, здесь же уместно сказать: исчезновение наций
обеднило бы нас не меньше, чем если бы все люди уподобились, в один
характер, в одно лицо.

Страницы: (12) : 123456789101112

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Диана

Быть может, правда, это был
Сеньор, влюбленный безутешно,
Который щедрою рукой
Купил мою прислугу? Чудно!
Честней найти прислугу трудно!
Я буду знать, кто он такой.
Он в шляпе с перьями промчался.
Она на лестнице.
(К Фабьо.)
Не мямли.
Сходи за ней.

Фабьо

Да шляпа там ли?

Диана

А где же? Вот дурак сыскался!
Ведь он, когда ее швырял,
Не поднимал ее при этом.

Фабьо

Сеньора, я схожу за светом.
(Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Диана, Отавьо.

Диана

Нет, если кто-то помогал,
Виновных я без сожаленья
Всех прогоню.

Отавьо

И поделом:
Вы людям поручили дом,
А вам такие огорченья.
И все ж, хоть это неучтивость,
Когда вы так раздражены,
Касаться этой стороны,
А только ваша же строптивость
И нежеланье выйти замуж:
Всем этим выходкам виной,
Когда с отчаянья иной,
Что предпринять, не знает сам уж.

Диана

Вам что же, случаи известны?

Отавьо

Известно только то, что вы,
Как утверждает суд молвы,
Недостижимы и прелестны.
Притом и вотчина Бельфлор
Лишает очень многих сна.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Фабьо. Те же.

Фабьо

Сеньора, шляпа найдена.
Не шляпа, а один позор.

Диана

Покажи, что это?

Фабьо

Вот.
Та, что он швырнул. Она же.

Диана

Эта?

Отавьо

Трудно встретить гаже.

Фабьо

Может быть, ему идет.

Диана

Ты нашел вот эту шляпу?

Фабьо

Стал бы говорить я вздор!

Отавьо

Ну и перья!

Фабьо

Это вор.

Отавьо

В сундуки нацелил лапу.

Фабьо

Шляпа вора, это верно.

Диана

Ты меня сведешь с ума.
Я же видела сама:
Столько перьев, непомерно.
Перья-то куда же делись?

Фабьо

Как он в пламя запустил,
Он их, видно, подпалил;
Сразу паклей загорелись.
Ведь Икар спалил крыла,
Взвившись к солнцу в бездне
И погиб в морской пучине.
Та же штука здесь была.
Солнцем был огонь светильни,
А Икаром -- шляпа; вмиг
Перья пламень и обстриг...

Вега Карпио, Лопе Феликс де (Vega Carpio, Lope Felix de)   
«Собака на сене»