Образованщина

Такой
взгляд достаточно владеет сейчас и европейским обществом. В ФРГ это приводит
к настроению не очень-то заботиться об объединении Германии, ничего
мистически необходимого в немецком национальном единстве, мол, нет. В
Великобритании, ещё с иллюзорной хваткой её за мифическое Британское
содружество и при чутком возмущении общества против малейших расовых
утеснении, это привело к тому, что страна наводнилась азиатами и
вест-индцами, совершенно равнодушными к английской земле, культуре,
традициям в только ищущими пристроиться к уже готовому высокому стандарту
жизни. Так ли уж это хорошо? Не нам издали судить. Но век наш вопреки
прорицаниям, порицаниям и заклинаниям оказался повсюдным сплошным веком
оживления наций, их самосознания, собирания. И чудодейственное рождение и
укрепление Израиля после двухтысячелетнего рассеяния - только самый яркий из
множества примеров.
Наши авторы как будто должны бы это знать, но в рассуждениях о России
игнорируют. Горский раздражён против "бессознательного патриотизма", против
"инстинктивной зависимости от природных и родовых стихий", он запрещает нам
безотчётно иррационально просто любить ту страну, где мы родились, но
требует от каждого возвыситься до "акта духовного самоопределения" и лишь
таким способом выбрать себе родину. Среди признаков, объединяющих нацию, он
не называет родного языка! (уступая даже такому теоретику, как... Сталин),
ни - ощущения истории этой страны. Липа на подсобном месте признаёт
"этническую и территориальную общность", а видит единство нации в религии
(это верно, но религия может быть шире нации) и опять - в неопределённой
"культуре" (не той ли, что у Померанца "переползает как змея"?). Настаивает,
что существование наций противоречит Пятидесятнице. (А мы-то думали, что,
сходя на апостолов языками многими, Дух Святой и подтвердил разнообразие
человечества в нациях, - как оно и живёт с тех пор.) С раздражением
заклинает, что для России "центральной творческой идеей" должно стать не
"национальное возрождение" (это им в кавычки взято и нам запрещено такое
глупое понятие), а "борьба за Свободу и духовные ценности". А мы по
невежеству и противопоставления здесь не понимаем: как же иначе может
духовно растерзанная Россия вернуть себе духовные ценности, если не через
национальное возрождение? До сих пор вся человеческая история протекала в
форме племенных и национальных историй, и любое крупное историческое
движение начиналось в национальных рамках, а ни одно - на языке эсперанто.
Нация, как и семья, есть природная непридуманная ассоциация людей с
врожденной взаимной расположенностью членов, - и нет оснований такие
ассоциации проклинать или призывать к исчезновению сегодня.

Страницы: (30) :  <<  ... 13141516171819202122232425262728 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Явятся Красный Бык и полковник
верхом на коне, но отец говорил, что сначала придут два человека, чтобы
подготовить почву. Отец говорил, что так они всегда делают и так бывает,
когда люди занимаются колдовством.
Если бы женщина послала Кима с этими бумагами в местный Джаду-Гхар,
провинциальная ложа, конечно, забрала бы его и послала в масонский сиротский
приют, в Горы, но она относилась с недоверием ко всему, что слышала о
колдовстве. Ким тоже имел на этот счет свое мнение. Выйдя из младенческих
лет, он научился избегать миссионеров и белых людей с серьезными лицами,
которые расспрашивали его, кто он такой и что делает, ибо Ким с огромным
успехом ничего не делал. Правда, он знал чудесный окруженный стенами город
Лахор, начиная от Делийских ворот и до форта Дитча; был запанибрата с
людьми, которые вели жизнь столь странную, что она и Харун-ар-Рашиду не
могла бы во сне присниться, и сам жил безумной жизнью героев "Тысяча и одной
ночи", но миссионеры и секретари благотворительных обществ не могли понять
ее красоты. В городе его прозвали Дружком Всего Мира: и очень часто, будучи
гибким и незаметным, он ночью на кишевших людьми крышах исполнял поручения
лощеных и блестящих молодых людей из высшего света. Конечно, поручения эти
были связаны с любовными интригами, -- это-то он понимал, ибо успел узнать
все дурное, едва начал говорить, -- но он любил игру ради самой игры:
бесшумное скольжение по темным улицам и переулкам, лазанье по водосточным
трубам, ночные тени и звуки женских голосов на плоских кровлях, и
стремительное бегство с крыши на крышу под покровом жаркой тьмы. Он вел
тесную дружбу со святыми людьми, обсыпанными золой факирами, сидящими у
кирпичных храмов, под деревьями, на речном берегу; приветствовал их, когда
они возвращались со сбора милостыни, и, если никого не было поблизости, ел с
ними из одной чашки. Воспитательница его настаивала со слезами, чтобы он
носил европейский костюм -- штаны, рубашку и потертую шляпу, но Ким считал
более удобным одеваться как индус или мусульманин, когда занимался
некоторыми делами...

Киплинг Редьярд (Kipling Rudyard)   
«Ким»