Один день Ивана Денисовича

..
Колонна тем временем дошла и остановилась перед вахтой широко
раскинутой зоны объекта. Еще раньше, с угла зоны, два конвоира в тулупах
отделились и побрели по полю к своим дальним вышкам. Пока всех вышек конвой
не займет, внутрь не пустят. Начкар с автоматом за плечом пошел на вахту. А
из вахты, из трубы, дым, не переставая, клубится: вольный вахтер всю ночь
там сидит, чтоб доски не вывезли или цемент.
НапересЈк через ворота проволочные, и через всю строительную зону, и
через дальнюю проволоку, что по тот бок, -- солнце встает большое, красное,
как бы во мгле. Рядом с Шуховым Алешка смотрит на солнце и радуется, улыбка
на губы сошла. Щеки вваленные, на пайке сидит, нигде не подрабатывает --
чему рад? По воскресеньям всЈ с другими баптистами шепчется. С них лагеря,
как с гуся вода. По двадцать пять лет вкатили им за баптистскую веру -- неуж
думают тем от веры отвадить?
Намордник дорожный, тряпочка, за дорогу вся отмокла от дыхания и
кой-где морозом прихватилась, коркой стала ледяной. Шухов ее ссунул с лица
на шею и стал к ветру спиной. Нигде его особо не продрало, а только руки
озябли в худых рукавичках, да онемели пальцы на левой ноге: валенок-то левый
горетый, второй раз подшитый.
Поясницу и спину всю до плечей тянет, ломает -- как работать?
Оглянулся -- и на бригадира лицом попал, тот в задней пятерке шел.
Бригадир в плечах здоров, да и образ у него широкий. Хмур стоит. СмехуЈчками
он бригаду свою не жалует, а кормит -- ничего, о большой пайке заботлив.
Сидит он второй срок, сын ГУЛАГа, лагерный обычай знает напрожЈг.
Бригадир в лагере -- это всЈ: хороший бригадир тебе жизнь вторую даст,
плохой бригадир в деревянный бушлат загонит. Андрея Прокофьевича знал Шухов
еще по Усть-Ижме, только там у него в бригаде не был. А когда с Усть-Ижмы,
из общего лагеря, перегнали пятьдесят восьмую статью сюда, в каторжный, --
тут его Тюрин подобрал. С начальником лагеря, с ППЧ, с прорабами, с
инженерами Шухов дела не имеет: везде его бригадир застоит, грудь стальная у
бригадира. Зато шевельнет бровью или пальцем покажет -- беги, делай. Кого
хошь в лагере обманывай, только Андрей Прокофьевича не обманывай. И будешь
жив.
И хочется Шухову спросить бригадира, там же ли работать, где вчера, на
другое ли место переходить -- а боязно перебивать его высокую думу. Только
что Соцгородок с плеч спихнул, теперь, бывает, процентовку обдумывает, от
нее пять следующих дней питания зависят.
Лицо у бригадира в рябинах крупных, от оспы. Стоит против ветра -- не
поморщится, кожа на лице -- как кора дубовая.
Хлопают руками, перетаптываются в колонне. Злой ветерок! Уж, кажется,
на всех шести вышках попки сидят -- опять в зону не пускают. Бдительность
травят.
Ну! Вышли начкар с контролером из вахты, по обои стороны ворот стали, и
ворота развели.

Страницы: (76) :  <<  ... 11121314151617181920212223242526 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Когда же Читатель, словно после феерической вакханалии,
вновь наконец, очнулся и, вспомнив прежнюю жизнь, вернулся к
привычным книгам, он почувствовал, что у греков и римлян теперь
уже вкус иной - пресноватый, поднадоевший, какой-то чужой.
Тогда попробовал он читать современные книги. Но они ему не
понравились; в них, как ему показалось, все сводилось к вещам
незначительным, мелким, и само повествование велось словно бы
не всерьез.
И Читателя больше не покидало чувство голода по новым,
великим очарованиям и потрясениям. Кто ищет, тот находит. И
следущее, что он нашел, была книга норвежского писателя по
имени Гамсун. Странная книга странного писателя. Казалось, что
Гамсун постоянно - а он был еще жив - в одиночку скитается по
свету, видя бурное существование без руля и ветрил, без Бога в
душе, полубаловень, полустрадалец, в вечных поисках чувства,
которое он порою словно бы обретает лишь на мгновение как
гармонию сердца с окружающим миром.
Однажды под вечер, начитавшись до ломоты и рези в глазах -
он был уже немолодым человеком, - Читатель погрузился в
раздумья. Над одним из высоченных книжных стеллажей красовался
давно туда водруженный золотыми буквами греческий девиз,
который гласил: "Познай самого себя". Теперь он приковал
внимание Читателя. Ибо Читатель себя не знал, давно уже ничего
не знал о себе. По едва заметным следам воспоминаний он
мысленно вернулся в прошлое и старательно начал отыскивать в
нем то время, когда его восхитила лира Горация и осчастливили
гимны Пиндара...

Герман Гёссе (Hermann Hesse)   
«Книжный человек»