Один день Ивана Денисовича

Свистит над голой степью ветер -- летом суховейный, зимой морозный.
Отроду в степи той ничего не росло, а меж проволоками четырьмя -- и подавно.
Хлеб растет в хлеборезке одной, овес колосится -- на продскладе. И хоть
спину тут в работе переломи, хоть животом ляжь -- из земли еды не
выколотишь, больше, чем начальничек тебе выпишет, не получишь. А и того не
получишь за поварами, да за шестерками, да за придурками. И здесь воруют, и
в зоне воруют, и еще раньше на складе воруют. И все те, кто воруют, киркой
сами не вкалывают. А ты -- вкалывай и бери, что дают. И отходи от окошка.
Кто кого сможет, тот того и гложет.
Вошли Павло с Шуховым и с Гопчиком в столовую -- там прямо один к
одному стоят, не видно за спинами ни столов куцых, ни лавок. Кто сидя ест, а
больше стоя. 82-я бригада, какая ямки долбала без угреву полдня, -- она-то
первые места по гудку и захватила. Теперь и поевши не уйдет -- уходить ей
некуда. Ругаются на нее другие, а ей что по спине, что по стене -- все
отрадней, чем на морозе.
Пробились Павло и Шухов локтями. Хорошо пришли: одна бригада получает,
да одна всего в очереди, тоже помбригадиры у окошка стоят. Остальные,
значит, за нами будут.
-- Миски! Миски! -- повар кричит из окошка, и уж ему суют отсюда, и
Шухов тоже собирает и сует -- не ради каши лишней, а быстрее чтоб.
Еще там сейчас за перегородкой шестерки миски моют -- это тоже за кашу.
Начал получать тот помбригадир, что перед Павлом, -- Павло крикнул
через головы:
-- Гопчик!
-- Я! -- от двери. Тонюсенький у него голосочек, как у козленка.
-- Зови бригаду!
Убег.
Главное, каша сегодня хороша, лучшая каша -- овсянка. Не часто она
бывает. Больше идет магара по два раза в день или мучная затирка. В овсянке
между зернами -- навар этот сытен, он-то и дорог.
Сколища Шухов смолоду овса лошадям скормил -- никогда не думал, что
будет всей душой изнывать по горсточке этого овса!
-- Мисок! Мисок! -- кричат из окошка.
Подходит и 104-й очередь. Передний помбригадир в свою миску получил
двойную "бригадирскую", отвалил от окошка.
Тоже за счет работяг идет -- и тоже никто не перечит. На каждого
бригадира такую дают, а он хоть сам ешь, хоть помощнику отдавай. Тюрин Павлу
отдает.
Шухову сейчас работа такая: вклинился он за столом, двух доходяг
согнал, одного работягу по-хорошему попросил, очистил стола кусок мисок на
двенадцать, если вплоть их ставить, да на них вторым этажом шесть станут, да
еще сверху две, теперь надо от Павла миски принимать, счет его повторять и
доглядывать, чтоб чужой никто миску со стола не увел. И не толкнул бы локтем
никто, не опрокинул. А тут же рядом вылезают с лавки, влезают, едят. Надо
глазом границу держать: миску -- свою едят? или в нашу залезли?
-- Две! Четыре! Шесть! -- считает повар за окошком.

Страницы: (76) :  <<  ... 24252627282930313233343536373839 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Не успела она их проглотить, как с великой приятностью почувствовала,
что они тают у нее внутри и растекаются по всему телу, и, к вящей своей
радости, заметила, что сама стала прозрачной и вся светится. Давно уже
уверяли ее, будто подобное явление возможно, однако она сомневалась, сколь
продолжительным может быть такое свечение, и посему, побуждаемая
любопытством и желанием получить уверенность на будущее время, выползла из
расселины, дабы выяснить, кто выбросил в пропасть такое чудесное золото. Она
не нашла никого; но как же приятно было ей, проползая среди трав и кустов,
любоваться на себя и на тот прелестный свет, который она озаряла молодую
зелень. Листья казались смарагдами, а цветы дивно светились. Напрасно
исползала она дикие скалы, так никого и не найдя; как же зато вспыхнула в
ней надежда, когда, взобравшись наверх и оглядевшись, она завидела вдали
какое-то сверкание, похожее на тот свет, что излучала сама. "Неужели я
наконец обрела себе подобных!" - воскликнула она и поспешила туда. Невзирая
на трудности, переползала она через болота, пробиралась сквозь заросли
тростника, ведь хотя всего отрадней была ей привычная жизнь на сухих горных
лугах или в расселинах высоких скал, хотя всего охотнее лакомилась она
душистыми травами, утоляла жажду вкусной росой и прохладной родниковой
водой, все же ради милого ее сердцу золота, ради надежды сохранить навсегда
обретенное ею великолепное сияние она согласна была на все, что бы от нее ни
потребовалось.
Изнемогая от усталости, добралась она наконец до сырой низины, поросшей
осокой, где весело плясали уже знакомые нам блуждающие огоньки. Она
устремилась к ним, поздоровалась и выразила свою радость от встречи со столь
приятными господами, да к тому же еще ее родичами...

Гёте, Иоганн Вольфганг фон (Goethe, Johann Wolfgang von)   
«Сказка из Разговоров немецких беженцев»