Один день Ивана Денисовича

-- Павло спрашивает, с раствором как? -- снизу шумят.
-- Разводить как!
-- Так разведенного пол-ящика!
-- Значит, еще ящик!
Ну, заваруха! Пятый ряд погнали. То, скрючимшись, первый гнали, а
сейчас уж под грудь, гляди! Да еще б их не гнать, как ни окон, ни дверей,
глухих две стены на смычку и шлакоблоков вдоволь. И надо б шнур перетянуть,
да поздно.
-- Восемьдесят вторая инструменты сдавать понесла, -- Гопчик докладает.
Бригадир на него только глазами сверкнул.
-- Свое дело знай, сморчок! Таскай кирпичи!
Оглянулся Шухов. Да, солнышко на заходе. С краснинкой заходит и в туман
вроде бы седенький. А разогнались -- лучше не надо. Теперь уж пятый начали
-- пятый и кончить. Подровнять.
Подносчики -- как лошади запышенные. Кавторанг даже посерел. Ему ведь
лет, кавторангу, сорок не сорок, а около.
Холод градусы набирает. Руки в работе, а пальцы все ж поламывает сквозь
рукавички худые. И в левый валенок мороза натягивает. Топ-топ им Шухов,
топ-топ.
К стене теперь нагибаться не надо стало, а вот за шлакоблоками --
поломай спину за каждым, да еще за каждой ложкой раствора.
-- Ребята! Ребята! -- Шухов теребит. -- Вы бы мне шлакоблоки на стенку!
на стенку подымали!
Уж кавторанг и рад бы, да нет сил. Непривычный он. А Алешка:
-- Хорошо, Иван Денисыч. Куда класть -- покажите.
Безотказный этот Алешка, о чем его ни попроси. Каб все на свете такие
были, и Шухов бы был такой. Если человек просит -- отчего не пособить? Это
верно у них.
По всей зоне и до ТЭЦ ясно донеслось: об рельс звонят. СъЈм! Прихватил
с раствором. Эх, расстарались!...
-- Давай раствор! Давай раствор! -- кричит бригадир.
А там ящик новый только заделан! Теперь -- класть, выхода нет: если
ящика не выбрать, завтра весь тот ящик к свиньям разбивай, раствор
окаменеет, его киркой не выколупнешь.
-- Ну, не удай, братцы! -- Шухов кличет.
Кильдигс злой стал. Не любит авралов. У них в Латвии, говорит, работали
все потихоньку, и богатые все были. А жмет и он, куда денешься!
Снизу Павло прибежал, в носилки впрягшись, и мастерок в руке. И тоже
класть. В пять мастерков.
Теперь только стыки успевай заделывать! Заране глазом умерит Шухов,
какой ему кирпич на стык, и Алешке молоток подталкивает:
-- На, теши мне, теши!
Быстро -- хорошо не бывает. Сейчас, как все за быстротой погнались,
Шухов уж не гонит, а стену доглядает. Сеньку налево перетолкнул, сам --
направо, к главному углу. Сейчас, если стену напустить или угол завалить --
это про'пасть, завтра на полдня работы.
-- Стой! -- Павло от кирпича отбил, сам его поправляет. А оттуда, с
угла, глядь -- у Сеньки вроде прогибик получается. К Сеньке кинулся, двумя
кирпичами направил.
Кавторанг припер носилки, как мерин добрый.

Страницы: (76) :  <<  ... 38394041424344454647484950515253 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

.....
(Снова ходит.) Я проклинаю тот день и тот час, когда впервые сел писать
рассказы, мне ненавистны те люди, которые говорили мне, что у меня
получается, сколько раз я пытался бросить... (Останавливается.) Но легко
сказать "бросить писать!". (Распаляясь.) Можно избавиться от тысячи дурных
привычек и приобрести две тысячи хороших, можно стать вежливым, чутким,
бескорыстным, можно бросить курить, пить, можно бросить наконец жену, детей,
но - бросить писать?! Человек, раз напечатавший где-нибудь рассказ или
стихотворение, уже никогда не остановится писать. Это невозможно, так же,
как невозможно дураку перестать валять дурака!
(Усмехаясь.) Я аккуратно складываю все это в стол в тайной надежде, что
когда-нибудь эти бумаги схватит дрожащая рука исследователя.
Знаете, я болен. Пока я не сплю, меня беспрерывно сосет необъяснимое
беспокойство, словно в кармане у меня билет на какое-то прекрасное
единственное представление, а время уходит, уходит, и билет пропадает... По
ночам мне снятся запутанные сюжеты... и, знаете, я скажу вам больше: для
меня и жизнь моя - черновик. Да-да! Черновик, исчерканный, запутанный
черновик, в котором не разберется ни одна душа на свете.
(Несколко раз проходит туда и обратно. Грустно.) А обивать пороги
редакций, вы думаете, легко и весело? Придешь к иному редактору, принесешь
рассказ, а он эдак сквозь зубы: "Ну, что скажете?" Будто я пришел занимать
деньги или украсть пресс-папье с его стола. (Останавливается у двери с
табличкой "Редактор".)
Вот сейчас за этой дверью решается, будет ли напечатан мой новый
рассказишко или нет, Конечно, я надеюсь, но скорей всего его не возьмут. Мне
кажется, рассказ я писал вяло, с постыдным равнодушием к своим героям. Там
героиня у меня смеется, а когда я писал это место, я засыпал с ручкой в
руках. (Снова ходит.)
Говоря откровенно, вдохновения никакого вообще нет. Вдохновение
выдумали поэты, чтобы пустить пыль в глаза. Гонорар и тщеславие - вот
единственные двигатели творчества...

Вампилов Александр Валентинович   
«Исповедь начинающего»