Один день Ивана Денисовича

Как раз сейчас прием в санчасти. Еще б можно успеть, если не поужинать.
Так теперь вроде и не ломает. И температуры не намерят... Время тратить!
Перемогся без докторов. Доктора эти в бушлат деревянный залечат.
Не санчасть его теперь манила -- а как бы еще к ужину добавить? Надежда
вся была, что Цезарь посылку получит, уж давно ему пора.
И вдруг колонну зэков как подменили. Заколыхалась, сбилась с ровной
ноги, дернулась, загудела, загудела -- и вот уже хвостовые пятерки и середь
них Шухов не стали догонять идущих впереди, стали подбегать за ними. Пройдут
шагов несколько и опять бегом.
Как хвост на холм вывалил, так и Шухов увидел: справа от них, далеко в
степи, чернелась еще колонна, шла она нашей колонне наперекос и, должно быть
увидав, тоже припустила.
Могла быть эта колонна только мехзавода, в ней человек триста. И им,
значит, не повезло, задержали тоже. А их за что? Их, случается, и по работе
задерживают: машину какую не доремонтировали. Да им-то по'пустя, они в тепле
целый день.
Ну, теперь кто кого! Бегут ребята, просто бегут. И конвой взялся
рысцой, только начкар покрикивает:
-- Не растягиваться! Сзади подтянуться! Подтянуться!
Да драть тебя в лоб, что ты гавкаешь? Неужто мы не подтягиваемся?
И кто о чем говорил, и кто о чем думал -- всЈ забыли, и один остался во
всей колонне интерес:
-- Обогнать! Обжать!
И так все смешалось, кислое с пресным, что уже конвой зэкам не враг, а
друг. Враг же -- та колонна, другая.
Развеселились сразу все, и зло прошло.
-- Давай! Давай! -- задние передним кричат.
Дорвалась наша колонна до улицы, а мехзаводская позади жилого квартала
скрылась. Пошла гонка втемную.
Тут нашей колонне торней стало, посеред улицы. И конвоирам с боков тоже
не так спотычливо. Тут-то мы их и обжать должны!
Еще потому мехзаводцев обжать надо, что их на лагерной вахте особо
долго шмонают. С того случая, как в лагере резать стали, начальство считает,
что ножи делаются на мехзаводе, в лагерь притекают оттуда. И потому на входе
в лагерь мехзаводцев особо шмонают. Поздней осенью, уж земля стуженая, им
все кричали:
-- Снять ботинки, мехзавод! Взять ботинки в руки!
Так босиком и шмонали.
А и теперь, мороз не мороз, ткнут по выбору:
-- А ну-ка, сними правый валенок! А ты -- левый сними!
Снимет валенок зэк и должен, на одной ноге пока прыгая, тот валенок
опрокинуть и портянкой потрясти -- мол, нет ножа.
А слышал Шухов, не знает -- правда ли, неправда, -- что мехзаводцы еще
летом два волейбольных столба в лагерь принесли и в тех-то столбах были все
ножи запрятаны. По десять длинных в каждом. Теперь их в лагере и находят
изредка -- там, здесь.
Так полубе'гом клуб новый миновали, и жилой квартал, и деревообделочный
-- и выперли на прямой поворот к лагерной вахте.

Страницы: (76) :  <<  ... 46474849505152535455565758596061 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Неразрывно со всем этим для меня связан расцвет французской борьбы в
петербургских цирках; тысячная толпа проявляла исключительный интерес к
ней; среди борцов были истинные художники; я никогда не забуду борьбы
безобразного русского тяжеловеса с голландцем, мускульная система которого
представляла из себя совершеннейший музыкальный инструмент редкой красоты.
В этом именно году, наконец, была в особенной моде у нас авиация; все
мы помним ряд красивых воздушных петель, полетов вниз головой, - падений и
смертей талантливых и бездарных авиаторов.
Наконец, осенью в Киеве был убит Столыпин, что знаменовало
окончательный переход управления страной из рук полудворянских,
получиновничьих в руки департамента полиции.
Все эти факты, казалось бы столь различные, для меня имею один
музыкальный смысл. Я привык сопоставлять факты из всех областей жизни,
доступных моему зрению в данное время, и уверен, что все они вместе всегда
создают единый музыкальный напор.
Я думаю, что простейшим выражением ритма того времени, когда мир,
готовившийся к неслыханным событиям, так усиленно и планомерно развивал
свои физические, политически и военные мускулы, был ямб. Вероятно, поэтому
повлекло и меня, издавна гонимого по миру бичами этого ямба, отдаться его
упругой воле на более продолжительное время.
Тогда мне пришлось начать постройку большой поэмы под названием
"Возмездие". Ее план представлялся мне в виде концентрических кругов,
которые становились всё у'же и у'же, и самый маленький круг, съежившись до
предела, начинал опять жить своею самостоятельной жизнью, распирать и
раздвигать окружающую среду и, в свою очередь, действовать на периферию.
Такова была жизнь чертежа, который мне рисовался, - в сознание и на слова я
это стараюсь перевести лишь сейчас; тогда это присутствовало
преимущественно в понятии музыкальном и мускульном; о мускульном сознании я
говорю недаром, потому что в то время всё движение и развитие поэмы для
меня тесно соединилось с развитием мускульной системы...

Блок Александр Александрович   
«Возмездие»