Один день Ивана Денисовича

Там, внизу, разворачивает Цезарь бумаги лист, на него одно, другое
кладет, Шухов закрыл матрас, чтоб не видеть и не расстраиваться. А опять без
Шухова у них дела не идут -- поднимается Цезарь в рост в проходе, глазами
как раз на Шухова, и моргает:
-- Денисыч! Там... Десять суток дай!
Это значит, ножичек дай им складной, маленький. И такой у Шухова есть,
и тоже он его в щите держит. Если вот палец в средней косточке согнуть, так
меньше того ножичек складной, а режет, мерзавец, сало в пять пальцев
толщиной. Сам Шухов тот ножичек сделал, обделал и подтачивает сам.
Полез, вынул нож, дал. Цезарь кивнул и вниз скрылся.
Тоже вот и нож -- заработок. За храненье его -- ведь карцер. Это лишь у
кого вовсе человеческой совести нет, тот может так: дай нам, мол, ножик, мы
будем колбасу резать, а тебе хрен в рот.
Теперь Цезарь опять Шухову задолжал.
С хлебом и с ножами разобравшись, следующим делом вытащил Шухов кисет.
Сейчас же он взял оттуда щепоть, ровную с той, что занимал, и через проход
протянул эстонцу: спасибо, мол.
Эстонец губы растянул, как бы улыбнулся, соседу -- брату своему что-то
буркнул, и завернули они эту щепоть отдельно в цигарку -- попробовать,
значит, что за шуховский табачок.
Да не хуже вашего, пробуйте на здоровье! Шухов бы и сам попробовал, но
какими-то часами там, в нутре своем, чует, что осталось до проверки
чуть-чуть. Сейчас самое время такое, что надзиратели шастают по баракам.
Чтобы курить, сейчас надо в коридор выходить, а Шухову наверху, у себя на
кровати, как будто теплей. В бараке ничуть не тепло, и та же обметь снежная
по потолку. Ночью продрогнешь, но пока сносно кажется.
Все это делал Шухов и хлеб начал помалу отламывать от двухсотграммовки,
сам же слушал обневолю, как внизу под ним, чай пья, разговорились кавторанг
с Цезарем.
-- Кушайте, капитан, кушайте, не стесняйтесь! Берите вот рыбца
копченого. Колбасу берите.
-- Спасибо, беру.
-- Батон маслом мажьте! Настоящий московский батон!
-- Ай-ай-ай, просто не верится, что где-то еще пекут батоны. Вы знаете,
такое внезапное изобилие напоминает мне один случай. Попадаю я раз в
Архангельск...
Гам стоял в половине барака от двухсот глоток, все же Шухов различил,
будто об рельс звонили. Но не слышал никто. И еще приметил Шухов: вошел в
барак надзиратель Курносенький -- совсем маленький паренек с румяным лицом.
Держал он в руках бумажку, и по этому, и по повадке видно было, что он
пришел не курильщиков ловить и не на проверку выгонять, а кого-то искал.
Курносенький сверился с бумажкой и спросил:
-- Сто четвертая где?
-- Здесь, -- ответили ему. А эстонцы папиросу припрятали и дым
разогнали.
-- А бригадир где?
-- Ну? -- Тюрин с койки, ноги на пол едва приспустя.

Страницы: (76) :  <<  ... 61626364656667686970717273747576

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Наклонивши лик свой кроткий,
Дремлет ряд плакучих ив,
И, как шелковые четки,
Веток бисерный извив.

Ходит ласковый угодник,
Пот елейный льет с лица:
"Ой ты, лес мой, хороводник,
Прибаюкай пришлеца".


2



Заневестилася кругом
Роща елей и берез.
По кустам зеленым лугом
Льнут охлопья синих рос.

Тучка тенью расколола
Зеленистый косогор...
Умывается Микола
Белой пеной из озер.

Под березкою-невестой,
За сухим посошником,
Утирается берестой,
Словно мягким рушником.

И идет стопой неспешной
По селеньям, пустырям:
"Я, жилец страны нездешной,
Прохожу к монастырям".

Высоко стоит злотравье,
Спорынья кадит туман:
"Помолюсь схожу за здравье
Православных христиан".


3



Ходит странник по дорогам,
Где зовут его в беде,
И с земли гуторит с богом
В белой туче-бороде.

Говорит господь с престола,
Приоткрыв окно за рай:
"О мой верный раб, Микола,
Обойди ты русский край.

Защити там в черных бедах
Скорбью вытерзанный люд.
Помолись с ним о победах
И за нищий их уют".

Ходит странник по трактирам,
Говорит, завидя сход:
"Я пришел к вам, братья, с миром -
Исцелить печаль забот.

Ваши души к подорожью
Тянет с посохом сума.
Собирайте милость божью
Спелой рожью в закрома".


4



Горек запах черной гари,
Осень рощи подожгла.
Собирает странник тварей,
Кормит просом с подола.

"Ой, прощайте, белы птахи,
Прячьтесь, звери, в терему.
Темный бор, - щекочут свахи, -
Сватай девицу-зиму"...

Есенин Сергей Александрович   
«Микола»