Пасхальный крестный ход

Александр Солженицын. Пасхальный крестный ход



----------------------------------------------------------------------------
Источник: А. Солженицын. Малое собрание сочинений. В 7 т.
- М.: ИНКОМ НВ, 1991
----------------------------------------------------------------------------


Учат нас теперь знатоки, что маслом не надо писать все, как оно точно
есть. Что на то цветная фотография. Что надо линиями искривленными и
сочетаниями треугольников и квадратов передавать мысль вещи вместо самой
вещи.
А я недоразумеваю, какая цветная фотография отберет нам со смыслом
нужные лица и вместит в один кадр пасхальный крестный ход патриаршей
переделкинской церкви через полвека после революции. Один только этот
пасхальный сегодняшний ход разъяснил бы многое нам, изобрази его самыми
старыми ухватками, даже без треугольников.
За полчаса до благовеста выглядит приоградье патриаршей церкви
Преображения Господня как топталовка при танцплощадке далекого лихого
рабочего поселка. Девки в цветных платочках и спортивных брюках (ну, и в
юбках есть) голосистые, ходят по трое, по пятеро, то толкнутся в церковь, но
густо там в притворе, с вечера раннего старухи места занимали, девчонки с
ними перетявкнутся и наружу; то кружат по церковному двору, выкрикивают
развязно, кличутся издали и разглядывают зеленые, розовые и белые огоньки,
зажженные у внешних настенных икон и у могил архиереев и протопресвитеров. А
парни - и здоровые, и плюгавые - все с победным выражением (кого они
победили за свои пятнадцать-двадцать лет? - разве что шайбами в ворота...),
все почти в кепках, шапках, кто с головой непокрытой, так не тут снял, а так
ходит, каждый четвертый выпимши, каждый десятый пьян, каждый второй курит,
да противно как курит, прислюнивши папиросу к нижней губе. И еще до ладана,
вместо ладана, сизые клубы табачного дыма возносятся в электрическом свете
от церковного двора к пасхальному небу в бурых неподвижных тучах. Плюют на
асфальт, в забаву толкают друг друга, громко свистят, есть и матюгаются,
несколько с транзисторными приемниками наяривают танцевалку, кто своих марух
обнимает на самом проходе, и друг от друга этих девок тянут, и петушисто
посматривают, и жди как бы не выхватили ножи: сперва друг на друга ножи, а
там и на православных. Потому что на православных смотрит вся эта молодость
не как младшие на старших, не как гости на хозяев, а как хозяева на мух.
Все же до ножей не доходит - три-четыре милиционера для прилики
прохаживаются там и здесь. И мат - не воплями через весь двор, а просто в
голос, в сердечном русском разговоре. Потому и милиция нарушений не видит,
дружелюбно улыбается подрастающей смене. Не будет же милиция папиросы
вырывать из зубов, не будет же она шапки с голов схлобучивать: ведь это на
улице, и право не верить в Бога ограждено конституцией.

Страницы: (3) : 123

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... И всегда среди множества монахов и учеников, ревностных в благочестии
и равнодушных, постников и чревоугодников, всегда среди многих, что
приходили сюда, жили и умирали, был тот или иной единственный и особенный,
один, которого любили все, или все боялись, один, казавшийся избранным,
один, о котором еще долго говорили, когда современники его бывали забыты.
Вот и теперь в монастыре Мариабронн было двое единственных и особенных,
старый и молодой. Среди многих братьев, наполнявших дортуары, церкви и
классные комнаты, было двое, о которых знал каждый, на которых обращал
внимание любой. То был настоятель Даниил, старший, и воспитанник Нарцисс,
младший, который совсем недавно стал послушником, но благода ря своим особым
дарованиям, против обыкновения, уже использовался в качестве учителя,
особенно в греческом. Оба они, настоятель и послушник, снискали уважение в
монастыре, за ними наблюдали, они вызывали любопытство, ими восхищались, и
им завидовали, а тайно и порочили. Настоятеля любило большинство, у него не
было врагов, он был полон доброты, полон простоты, полон смирения. Лишь
ученые монастыря прибавляли к своей любви нечто от снисходительности; потому
что настоятель Даниил, хотя, быть может, и святой, однако ученым не был. Ему
была свойственна та простота, которая и есть мудрость: но его латынь была
скромной, а по-гречески он вообще не знал.
Те немногие, что при случае слегка посмеивались над простотой
настоятеля, были тем более очарованы Нарциссом, чудо-мальчиком, прекрасным
юношей с изысканным греческим, рыцарски безупречной манерой держаться,
спокойным проникновенным взглядом мыслителя и тонкими, красиво и строго
очерченными губами. За то, что он великолепно владел греческим, его любили
ученые. За то, что был столь благороден и изящен, любили почти все, многие
были в него влюблены...

Герман Гёссе (Hermann Hesse)   
«Нарцисс и Гольдмунд»