Письмо вождям Советского Союза

А КАК ЭТО МОГЛО БЫ УЛОЖИТЬСЯ?

Сказавши все это, я не забыл ни на минуту, что вы -- крайние
реалисты, на том и начат разговор. Вы -- исключительные реалисты и не
допустите, чтобы власть ушла из ваших рук. Оттого вы не допустите
доброю волей двух -- или многопартийную парламентскую систему у нас, вы
не допустите реальных _выборов_, при которых вас могли бы не выбрать.
И на основании реализма приходится признать, что это еще долго будет
в ваших силах.
Долго, но -- не вечно.
Предложив диалог на основании реализма, должен и я сознаться,
что из русской истории стал я противником всяких вообще революций и
вооруженных потрясений, значит, и в будущем тоже: и тех, которых вы
жаждете (не у _нас_), и тех, которых вы опасаетесь (у нас). Изучением
я убедился, что массовые кровавые революции всегда губительны для
народов, среди которых они происходят. И среди нашего нынешнего
общества я совсем не одинок в этом убеждении. Всяким поспешным
сотрясением смена нынешнего руководства (всей пирамиды) на других
персон могла бы вызвать лишь новую уничтожающую борьбу и наверняка
очень сомнительный выигрыш в качестве руководства.
В таком положении что ж остается нам? Приводить утешительные
соображения о зелености винограда. Аргументировать довольно искренно,
что мы -- не поклонники того буйного "разгула демократии", когда каждый
четвертый год политических деятелей и даже всей страны чуть не
полностью ухлопывается на избирательную кампанию, на угождение массе,
и на этом многократно играют не только внутренние группировки, но
иностранные правительства; когда суд, пренебрегая обеспеченной ему
независимостью, в угождение страстям общества объявляет невиновным
человека, во время изнурительной войны выкравшего и опубликовавшего
документы военного министерства. Что даже и в демократии устоявшейся,
видим мы немало примеров, когда ее роковые пути избраны в результате
эмоционального самообмана или случайного перевеса, даваемого крохотной
непопулярной партией между двух больших -- и от этого ничтожного
перевеса, никак не выражающего волю большинства (а и воля большинства
не защищена от ложного направления), решаются важнейшие вопросы
государственной, а то и мировой политики. Да еще эти частые теперь
примеры, когда любая профессиональная группа научилась вырывать себе
лучший кусок в любой тяжелый момент для своей нации, хоть вся она
пропади. И уж вовсе оказались беспомощным самые уважаемые демократии
перед кучкою сопливых террористов.
Да, конечно: свобода -- нравственна. Но только до известного
предела, пока она не переходит в самодовольство и разнузданность.
Так ведь и _порядок_ -- не безнравственен, устойчивый и покойный
строй. Тоже -- до своего предела, пока он не переходит в произвол и
тиранию.

Страницы: (26) :  <<  ... 14151617181920212223242526

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... О, я спешить не стану; но те, кто начал криком: "Долой
Мазарини!", в конце концов будут кричать "долой" всем этим людям, каждо-
му по очереди.
Кардиналу Ришелье, которого они ненавидели, пока он был жив, и о ко-
тором только и говорят с тех пор, как он умер, приходилось хуже меня -
ведь его несколько раз прогоняли, и очень часто он боялся быть выгнан-
ным. Меня же королева никогда не прогонит, и если я буду вынужден усту-
пить народу, то она уступит вместе со мной; если мне придется бежать,
она убежит вместе со мной, и тогда посмотрим, как бунтовщики обойдутся
без своей королевы и короля. Ах, не будь я иностранец, будь я француз,
будь я дворянин!..
И он снова впал в задумчивость.
Действительно, положение было трудное, а истекший день усложнил его
еще более. Мазарини, вечно подстрекаемый своей гнусной жадностью, давил
народ налогами, И народ, у которого, как говорил прокурор Талон, остава-
лась одна душа в теле, и то потому, что ее не продашь с публичных тор-
гов, - этот народ, которому громом военных побед хотели заткнуть глотку
и который убедился, что лаврами он сыт не будет, - давно уже роптал.
Но это было еще не все. Пока ропщет один только народ, двор, отделен-
ный от него буржуазией и дворянством, не слышит его ропота; но Мазарини
имел неосторожность затронуть судебное ведомство: он продал двенадцать
патентов на должность парламентских докладчиков! Между тем чиновники
платили за свои места очень дорого; а так как появление двенадцати новых
собратьев должно было снизить цену, то прежние чины соединились и покля-
лись на Евангелии ни под каким видом не допускать новых докладчиков и
сопротивляться всем притеснениям двора; они обязались, в случае если бы
один из них за неповиновение потерял свою должность, сложиться и возвра-
тить ему стоимость патента.
Вот какие действия были предприняты с обеих сторон.
Седьмого января около восьмисот парижских купцов собрались, возмущен-
ные новыми налогами на домовладельцев, и, избрав десять депутатов, отп-
равили их к герцогу Орлеанскому, который, по своему старому обычаю, за-
игрывал с народом...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Двадцать лет спустя»