Случай на станции Кочетовка

Весь асфальт первой платформы был залит
стеклянно-пузырящейся водой, не успевавшей стекать, и блестели от воды
рельсы даже в сумерках, и даже тёмно-бурая насыпка полотна вздрагивала
невсачивающимися лужами.
И всё это не издавало звуков, кроме глухого подрагивания земли да
слабого рожка стрелочника,- гудки паровозов отменены были с первого дня
войны.
И только дождь трубил в разорённой трубе.
За другим окном, в проходике у забора пакгауза, рос дубок. Его
трепало, мочило, он додержал ещё тёмных листьев, но сегодня слетали
последние.
Стоять и глазеть было некогда. Надо было раскатывать маскировочные
бумажные шторки на окнах, зажигать свет и садиться за работу. Ещё много
надо было успеть до смены в Девять часов вечера.
Но Зотов не опускал шторок, а снял командирскую фуражку с зелёным
околышем, которая на дежурстве даже в комнате всегда сидела у него на
голове, снял очки и медленно потирал пальцами глаза, утомлённые
переписыванием шифрованных номеров транспортов с одной карандашной
ведомости на другую. Нет, не усталость, а тоска подобралась к нему в
темнеющем прежде времени дне - и заскребла.
Тоска была даже не о жене, оставшейся с еще не рождённым ребёнком
далеко в Белоруссии, под немцами. Не о потерянном прошлом, потому что у
Зотова не было ещё прошлого. Не о потерянном имуществе, потому что он
его не имел и иметь не хотел бы никогда.
Угнетённость, потребность выть вслух была у Зотова от хода войны, до
дикости непонятного. По сводкам Информбюро провести линию фронта было
нельзя, можно было спорить, у кого Харьков, у кого Калуга. Но среди
железнодорожников хорошо было известно, что за Узловую на Тулу поезда
уже не шлют и через Елец дотягиваются разве что до Верховья. То там, то
сям прорывались бомбардировщики и к рязань-воронежской линии, сбрасывали
по нескольку бомб, досталось и Кочетовке. А дней десять назад свалились
откуда-то два шальных немецких мотоциклиста, влетели в Кочетовку и на
ходу строчили из автоматов. Одного из них положили, другой унёсся, но на
станции от стрельбы все испереполошились, и начальник отряда
спецназначения, ведающий взрывами в случае эвакуации, ушел рвануть
водокачку заложенным ранее толом. Теперь вызвали восстановительный
поезд, и третий день он работал здесь.
Но не в Кочетовке было дело, а - почему же война так идёт? Не только
не было революции по всей Европе, не только мы не вторгались туда малой
кровью и против любой комбинации агрессоров, но сошлось теперь - до
каких же пор? Что б ни делал он днём и ложась вечером, только и думал
Зотов: до каких же пор? И когда был не на службе, а спал на квартире,
всё равно просыпался по радиоперезвону в шесть утра, томясь надеждой,
что сегодня-то загремит победная сводка.

Страницы: (36) : 123456789101112131415 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Мы вошли в нее, хотя это было нелегко: солдаты короля стреляли в нас, и мы потеряли почти двести человек убитыми, и это дало мне новые основания усомниться в великой доброте короля, в которую все так верили, но Бастилия была взята, и в одной из камер я нашел господина Жильбера, ради которого я только что раз двадцать рисковал жизнью. К тому же господин Жильбер первым делом заявил мне, что король добр, что он даже понятия не имеет о большинстве несправедливостей, которые творятся от его имени, и что винить в этих несправедливостях надо не его, а министров; в ту пору любое слово господина Жильбера звучало для меня все равно как божественное откровение, и я поверил ему; к тому же Бастилия была взята, господин Жильбер на свободе, а мы с Питу целы и невредимы, и я забыл про расстрел на улице Сент Оноре, про избиение в саду Тюильри, про полторы, а то и две сотни убитых свирелью принца Саксонского и про заключение господина Жильбера всего навсего по просьбе придворной дамы… Но прошу прощения, господин граф, — спохватился Бийо, — все это вас не касается, и вы меня вызвали на разговор с глазу на глаз не для того, чтобы слушать пустую болтовню темного крестьянина. Вы ведь не только знатный дворянин, но и ученый человек. И Бийо протянул руку к двери, намереваясь вернуться в комнату короля. Однако Шарни удержал его. У Шарни были две причины удерживать его. Первая: ему становились ясны поводы враждебности Бийо, а в нынешних обстоятельствах это было немаловажно; вторая: он выигрывал время. — Нет, нет! — возразил он. — Расскажите мне все, дорогой Бийо. Вы же знаете, как дружески относились к вам все мы, и я, и мои бедные братья, и ваш рассказ мне в высшей степени интересен. При словах .мои бедные братья. Бийо горько усмехнулся. — Ну что ж, — сказал он, — я все расскажу вам, господин де Шарни, и крайне сожалею, что тут нет ваших бедных братьев, особенно господина Изидора, и они не могут меня послушать. Бийо произнес .особенно господина Изидора. таким тоном, что Шарни постарался не выдать скорби, какую пробудило в его душе имя любимого брата, и, ничего не ответив Бийо, явно не знавшему про несчастье, постигшее младшего де Шарни, об отсутствии которого он сожалел, сделал фермеру знак продолжать...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Графиня де Шарни. Том 2»