Случай на станции Кочетовка

С достоинством, на четверть часа позже, он
подходил к ларьку, проверял пломбы, открывал замки, поднимал и подпирал
болтами козырёк - и всё с видом одолжения на неприязненном щекастом
лице. И сколько бы красноармейцев, торопящихся на эшелоны, команд и
одиночек, и инвалидов не теснилось бы перед окошком, матеря и костыляя
друг друга, пробиваясь поближе,- Саморуков спокойно заворачивал рукава
по локоть, обнажая жирные руки колбасника, придирчиво проверял на
измятых, изорванных аттестатах штампы Чичишева и спокойно взвешивал (и
уж наверно недовешивал!), ничуть не волнуясь, успеют ребята на свои
эшелоны или нет. Он и квартиру себе выбрал на отшибе нарочно, чтоб его
не беспокоили в нерабочее время, и хозяйку подыскал с огородом и с
коровой.
Зотов представил себе Саморукова - и в нём забулькало. Эту породу он
ненавидел, как фашистов, угроза от них была не меньше. Он не понимал,
почему Сталин не издаст указа - таких Саморуковых расстреливать тут же,
в двух шагах от ларька, при стечении народа.
"Нет, Саморуков не пойдёт",- соображал и Зотов. И злясь, и подло
робея перед ним, Зотов не решился бы его тронуть, если б эти
нерасторопные ребята не ели три или пять только дней. Но - одиннадцать!
- Ты вот что, Гуськов, ты не посылай бойца, а пойди к нему сам. И не
говори, что четыре человека голодных, а скажи, что срочно вызывает
капитан - через меня, понял? И пусть идёт ко мне. А я - договорюсь!
Гуськов молчал.
- Ну, чего молчишь? Приказание понял? "Есть" - и отправляйся.
- А вы капитана спрашивали?
- Да тебе какое дело? Отвечаю - я! Капитан вышел, нет его сейчас.
- И капитан ему не прикажет,- рассудил Гуськов. - Такого порядка
нет, чтоб ночью пломбу снимать и опять ставить из-за двух буханок да
трёх селёдок.
И то была правда.
- А чего спешка такая? - размышлял Гуськов. - Пусть до десяти утра
подождут. Одна ночь, подумаешь! На брюхо лёг, спиной укрылся.
- Да у них эшелон сейчас уходит. Быстрый такой эшелон, жалко их
отцеплять, они без того застряли. Груз-то их где-то ждут, где-то нужен.
- Так если эшелон уходит - всё равно Саморуков прийти не успеет.
Туда да назад по грязи, хоть и с фонарём,- полтора часа, не меньше. Два.
Опять-таки разумно расположил Гуськов...
Не разжимая челюстей, в шишаке будёновки с опушенными ушами, дочерна
обветренный, Дыгин впивался в трубку - понять, что же толкуют с той
стороны.
- И за сегодня пропало, - потерянно кивнул он теперь.
Зотов вздохнул, отпустил клапан, чтобы Гуськов не слышал.
- Ну, что делать, братец? Сегодня не выйдет. Может, до Грязей идите
с этим эшелоном? Эшелон хороший, к утру - там.
И уговорил бы, но Дыгин уже почувствовал в этом лейтенанте слабинку.
- Не поеду. Арестуйте. Не поеду.
В стекло двери постучали.

Страницы: (36) :  <<  ... 14151617181920212223242526272829 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Он может изгнать друзей
истины, но истина превозможет; он может унизить художника, но искусства
подделать он не в состоянии. Правда, явление весома обычное, что наука и
искусство преклоняются пред духом времени и что критический вкус
предписывает творческому законы. Где характер становится непреклонным и
твердым, там наука строго оберегает свои границы и искусство движется в
тяжких оковах правил; где, напротив, характер становится слабым и дряблым,
там наука стремится к тому, чтобы понравиться, и искусство - к тому, чтобы
доставить удовольствие. В течение целых столетий философы и художники
работают над тем, чтобы внедрить в низы человечества истину и красоту;
первые гибнут, но истина и красота обнаруживаются победоносно со
свойственной им несокрушимою жизненной силой. Художник, конечно, дитя века,
но горе ему, если он в то же время и воспитанник или даже баловень его.
Пусть благодетельное божество своевременно отторгнет младенца от груди
матери, дабы вскормить его молоком лучших времен, и даст дозреть до
совершеннолетия под дальним греческим небом. И после того как он станет
мужем, пусть он, в образе пришельца, вернется в свое столетие, но не для
того, чтобы прельщать его, своим появлением, но ради того, чтобы беспощадно,
подобно сыну Агамемнона, очистить его. Содержание он, конечно, заимствует из
современности, но форму - из более благородного времени; он возьмет ее и вне
всякого времени из безусловного, единства своего существа. Здесь из чистого
эфира его демонической природы, льется источник красоты, не зараженный
испорченностью поколений и времен, которые кружатся глубоко под ним в мутном
водовороте.
т.6 стр.276


Не о тех говорю я, которые только потому поносят граций, что никогда не
были ими обласканы. Каким образом могли бы оценить тихую работу вкуса по
отношению к внутреннему и внешнему человеку и не обратить внимания на
существенные выгоды культа прекрасного те, которые не имеют иного мерила
ценности, кроме потраченного труда и ощутительной пользы?..

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Цитаты»