Том 1 (части 1-я и 2-я)

Недавно мы с ним радушно встретились и познакомились впервые. Он
-- генерал в отставке и ревизор в союзе охотников.

--------
Глава 2. История нашей канализации

Когда теперь бранят произвол культа, то упираются всЈ снова и снова в
настрявшие 37-й -- 38-й годы. И так это начинает запоминаться, как будто ни
ДО не сажали, ни ПОСЛЕ, а только вот в 37-м -- 38-м.
Не имея в руках никакой статистики, не боюсь, однако, ошибиться,
сказав: поток 37-го -- 38-го ни единственным не был, ни даже главным, а
только может быть -- одним из трех самых больших потоков, распиравших
мрачные вонючие трубы нашей тюремной канализации.
ДО него был поток 29-го-30-го годов, с добрую Обь, протолкнувший в
тундру и тайгу миллиончиков пятнадцать мужиков (а как бы и не поболе). Но
мужики -- народ бессловесный, бесписьменный, ни жалоб не написали, ни
мемуаров. С ними и следователи по ночам не корпели, на них и протоколов не
тратили -- довольно и сельсоветского постановления. Пролился этот поток,
всосался в вечную мерзлоту, и даже самые горячие умы о нЈм почти не
вспоминают. Как если бы русскую совесть он даже и не поранил. А между тем не
было у Сталина (и у нас с вами) преступления тяжелей.
И ПОСЛЕ был поток 44-го -- 46-го годов, с добрый Енисей: гнали по
сточным трубам целые нации и еще миллионы и миллионы -- побывавших (из-за
нас же!) в плену, увезенных в Германию и вернувшихся потом. (Это Сталин
прижигал раны, чтоб они поскорей заструпились и не стало бы надо всему
народному телу отдохнуть, раздышаться, подправиться.) Но и в этом потоке
народ был больше простой и мемуаров не написал.
А поток 37-го года прихватил и понес на Архипелаг также и людей с
положением, людей с партийным прошлым, людей с образованием, да вокруг них
много пораненных осталось в городах, и сколькие с пером! -- и все теперь
вместе пишут, говорят, вспоминают: тридцать седьмой! Волга народного горя!
А скажи крымскому татарину, калмыку или чечену -- "тридцать седьмой" --
он только плечами пожмЈт. А Ленинграду что' тридцать седьмой, когда прежде
был тридцать пятый? А повторникам или прибалтам не тяжче был 48-й -- 49-й? И
если попрекнут меня ревнители стиля и географии, что еще упустил я в России
реки, так и потоки еще не названы, дайте страниц! Из потоков и остальные
сольются.
Известно, что всякий орган без упражнения отмирает.
Итак, если мы знаем, что Органы (этим гадким словом они назвали себя
сами), воспетые и приподнятые надо всем живущим, не отмирали ни единым
щупальцем, но напротив наращивали их и крепли мускулатурой, -- легко
догадаться, что они упражнялись ПОСТОЯННО.
По трубам была пульсация -- напор то выше проектного, то ниже, но
никогда не оставались пустыми тюремные каналы. Кровь, пот и моча -- в
которые были выжаты мы -- хлестали по ним постоянно.

Страницы: (395) :  <<  ... 9101112131415161718192021222324 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... - Signieret Von Uns: Rhampsenitus Rex.

    Rhampsenit hat Wort gehalten, Nahm den Dieb zum Schwiegersohne, Und nach seinem Tode erbte Auch der Dieb Agyptens Krone.


    Er regierte wie die Andern, Schutzte Handel und Talente; Wenig, hei?t es, ward gestohlen Unter seinem Regimente.

    

    Der wei?e Elefant

    Der Konig von Siam, Mahawasant, Beherrscht das halbe Indienland, Zwolf Konge, der gro?e Mogul sogar, Sind seinem Szepter tributar.

    Alljahrlich mit Trommeln,"Posauneo und Falnen Ziehen nach Siam die Zinskarawanen; Viel tausend Kamele, hochberuckte, Schleppen die kostbarsten Landesprodukte.

    Sieht er die schwerbepackten Kamele, So schmunzelt heimlich des Konigs Seele; Offentlich freilich pflegt er zu jammern, Es fehle an Raum in seinen Schatzkammern.

    Doch diese Schatzkammern sind so weit, So gro? und voller Herrlichkeit; Hier uberflugelt der Wirklichkeit Pracht Die Marchen von Tausend und Eine Nacht.

    »Die Burg des Indra« hei?t die Halle, Wo aufgestellt die Gotter alle, Bildsaulen von Gold, fein ziselieret, Mit Edelsteinen inkrustieret.

    Sind an der Zahl wohl drei?ig Tausend, Figuren abenteuerlich grausend, Mischlinge von Menschen- und Tiergeschopfen, Mit vielen Handen und vielen Kopfen.

    Im »Purpursaale« sieht man verwundert Korallenbaume dreizehnhundert, Wie Palmen gro?, seltsamer Gestalt, Geschnorkelt die Aste, ein roter Wald.

    Das Estrich ist vom reinsten Kristalle Und widerspiegelt die Baume alle. Fasanen vom buntesten Glanzgefieder Gehn gravitatisch dort auf und nieder.

    Der Lieblingsaffe des Mahawasant Tragt an dem Hals ein seidenes Band, Dran hangt der Schlussel, welcher erschleu?t Die Halle, die man den Schlafsaal hei?t...

Гейне (Хейне) Генрих (Heine Heinrich)   
«Romanzero»