Архипелаг ГУЛаг. Том 1 (части 1-я и 2-я)
(О
Цветкове сам же обвинитель: "крупный общественный деятель, быть может лучший
из тех, кого могло дать духовенство, филантроп").
А вот их вина: они создали "Московский Совет Объединенных Приходов", а
тот создал (из верующих сорока-восьмидесяти лет) добровольную охрану
патриарха (конечно, безоружную), учредив в его подворье постоянные дневные и
ночные дежурства с такой задачей: при опасности патриарху от властей --
собирать народ набатом и по телефону, и всей толпой потом идти за
патриархом, куда его повезут, и п р о с и т ь (вот она, контрреволюция!)
Совнарком отпустить патриарха!
Какая древнерусская, святорусская затея! -- по набату собраться и
валить толпой с челобитьем!..
Удивляется обвинитель: а какая опасность грозит патриарху? зачем
придумано его защищать?
Ну, в самом деле: только того, что уже два года, как ЧК ведет
внесудебную расправу с неугодными; только того, что незадолго в Киеве
четверо красноармейцев убили митрополита; только того, что уже на патриарха
"дело закончено, остается пересылать его в Ревтрибунал", и "Только из
бережного отношения к широким рабоче-крестьянским массам, еще находящимся
под влиянием клерикальной пропаганды, мы оставляем этих наших классовых
врагов пока в покое"49 -- и какая же тревога православным о патриархе? Все
два года не молчал патриарх Тихон -- слал послания народным комиссарам, и
священству, и пастве; его послания (вот где первый Самиздат!) не взятые
типографиями, печатались на машинках; обличал уничтожение невинных,
разорение страны -- и какое ж теперь беспокойство за жизнь патриарха?
А вот вторая вина подсудимых. По всей стране идет опись и реквизиция
церковного имущества (это уже -- сверх закрытия монастырей, сверх отнятых
земель и угодий, это уже о блюдах, чашах и паникадилах речь) -- Совет же
приходов распространял воззвание к мирянам: сопротивляться и реквизициям,
бья в набат. (Да ведь естественно! Да ведь и от татар защищали храмы так
же!)
И третья вина: наглая непрерывная подача заявлений в СНК о глумлениях
местных работников над церковью, о грубых кощунствах и нарушениях закона о
свободе совести. Заявления же эти, хоть и не удовлетворенные (показания
Бонч-Бруевича, управделами СНК), приводили к дискредитации местных
работников.
Обозрев теперь все вины подсудимых, что' и можно потребовать за эти
ужасные преступления? Не подскажет ли и читателю революционная совесть? Да
ТОЛЬКО РАССТРЕЛ! Как Крыленко и потребовал (для Самарина и Кузнецова).
Но пока возились с проклятой законностью, да выслушивали слишком
длинные речи слишком многочисленных буржуазных адвокатов (не приводимые нам
по техническим соображениям), стало известно, что... отменена смертная
казнь! Вот тебе раз! Не может быть, как так? Оказывается, Дзержинский
распорядился по ВЧК (ЧК -- и без расстрела?.
Страницы: (395) : << ... 205206207208209210211212213214215216217218219220 ... >>
Полный текст книги
Перейти к титульному листу
Версия для печати
Тем временем:
... Тогда Кэт
с легким колебанием обернулась лицом к холмам Сан-Франциско и сказала
вполголоса, ни и кому не обращаясь:
- Никогда больше я не ступлю на сушу.
- Прошу тебя, не говори так!
- О, да, - настаивала она тихо. - Это будет очень долгое путешествие.
И на миг он почувствовал только сильный скрип корабля, как будто
судьба вернулась во сне.
- Почему ты сказала это? - спросил он. - Это нелепо.
Кэт прошла вперед и ступила на корабль.
Отплыли они той же ночью от Южного острова: молодой муж, похожий
медлительностью на черепаху, и молодая жена, подвижная, как саламандра,
что танцует в огненной печи камбуза в августовские жаркие вечера.
Потом, в середине плаванья, над кораблем опустился штиль, подобно
огромному теплому дуновению, что испускает парус в печальном, но спокойном
вздохе.
А может быть, это был вздох его или Кэт, которая поднялась на палубу,
чтобы послушать.
Но ни одна мышь не пискнула среди канатов, ни единого звука не
издавали паруса, и ни разу по палубе не шлепнула босая нога. Видно,
корабль был околдован. Наверное, поднимающаяся Луна изрекла свою
серебряную мысль - "покой".
Моряки, окаменевшие на своих местах от заклинания, не обернулись,
когда капитан и его жена отошли от релинга, потому что настоящее
превратилось в вечность.
Тогда, как бы прочитав будущее в зеркале, пленившем корабль, она
жарко воскликнула:
- Никогда не было более красивой ночи, не было двух более счастливых
душ на лучшем, чем этот, корабле. О, мы можем оставаться тут тысячу лет,
настолько это прекрасно. Это наш собственный мир, в котором мы сами
создаем правила и живем, повинуясь им. Обещай, что никогда не позволишь
себе умереть.
- Никогда, - ответил он. - Но почему ты говоришь это?
- И меня заставь поверить в это.
Тогда он вспомнил и рассказал ей легенду, в которой говорилось об
одной умной и красивой женщине, которую стали ревновать боги...
