Архипелаг ГУЛаг. Том 1 (части 1-я и 2-я)

По Тамбовской губернии раскинуты были концентрационные
лагеря для семей крестьян, участвующих в восстании. Куски открытого поля
обтягивались столбами с колючей проволокой, и три недели там держали каждую
семью, заподозренную в том, что мужчина из неЈ -- в восстании. Если за три
недели тот не являлся, чтобы своей головой выкупить семью, -- семью
ссылали.14
Еще ранее, в марте 1921-го, на острова Архипелага через Трубецкой
бастион Петропавловской крепости, отправлены были за вычетом расстрелянных,
матросы восставшего Кронштадта.
Тот 1921 г. начался с приказа ВЧК N 10 (от 8.1.21): "в отношении
буржуазии репрессии усилить!" Теперь когда кончилась гражданская война, не
ослабить репрессии, но усилить! Как это выглядело в Крыму, сохранил нам
Волошин в некоторых стихах.
Летом 1921 года был арестован Общественный Комитет Содействия
Голодающим (Кускова, Прокопович, Кишкин и др.), пытавшийся остановить
надвижение небывалого голода на Россию. Дело в том, что эти кормящие руки
были н е т е руки, которым можно было разрешить кормить голодных.
Пощаженный председатель этого Комитета умирающий Короленко назвал разгром
комитета -- "худшим из политиканств, правительственным политиканством"
(письмо Горькому 14.9.21) (И Короленко же напоминает нам важную особенность
тюрьмы 1921 г.15 -- "она вся пропитана тифом". Так подтверждает Скрипникова
и другие, сидевшие тогда.)
В том, 1921-м году уже практиковались и аресты студентов (например,
Тимирязевская Академия, группа Е. Дояренко) за "критику порядков" (не
публичную, но в разговорах между собой). Таких случаев было еще, видимо,
немного, потому что указанную группу допрашивали сами Менжинский и Ягода).
В том же, 1921-м, расширились и унаправились аресты инопартийцев. Уже,
собственно, поконали все политические партии России, кроме победившей. (О,
не рой другому яму!) А чтобы распад партий был необратим -- надо было еще,
чтобы распались и сами члены этих партий, тела этих членов.
Ни один гражданин российского государства, когда-либо вступивший в иную
партию, не в большевики, уже судьбы своей не избежал, он был обречЈн (если
не успевал, как Майский или Вышинский, по доскам крушения перебежать в
коммунисты.) Он мог быть арестован не в первую очередь, он мог дожить (по
степени своей опасности) до 1922-го, до 32-го или даже до 37-го года, но
списки хранились, очередь шла, очередь доходила, его арестовывали или только
любезно приглашали и задавали единственный вопрос: состоял ли он... от...
до..? (Бывали вопросы и о его враждебной деятельности, но первый вопрос
решал всЈ, как это ясно нам теперь через десятилетия.) Дальше разная могла
быть судьба. Иные попадали сразу в один из знаменитых царских централов
(счастливым образом централы все хорошо сохранились, и некоторые социалисты
попадали даже в те самые камеры и к тем же надзирателям, которых знали уже).

Страницы: (395) :  <<  ... 15161718192021222324252627282930 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... В
связи с этим я опустил главный отрывок, где дано было изображение острова
Нордерней и немецкой знати. Отдел об Англии сокращен более чем вдвое; все
это относилось к тогдашней политике. Те же побуждения заставили меня
отказаться от ряда глав в отделе "Италия", написанном в 1828 году. И все же,
сказать правду, мне пришлось бы пожертвовать всем этим отделом, если бы я
вздумал по таким же соображениям воздерживаться от всего, касающегося
католической церкви. Однако я не мог позволить себе не устранить одну,
слишком резкую, часть, чрезмерно отдававшую ворчливым протестантским
______________________
1 "Путевых картин" (нем.).
6
рвением, оскорбляющим вкус веселой Франции. В Германии такое рвение ни
в коем случае не могло считаться неуместным, ибо в качестве протестанта я
имел возможность наносить обскурантам и Тартюфам вообще и немецким фарисеям
и саддукеям в частности удары гораздо более верные, чем если бы я говорил
как философ. Однако, чтобы читатели, вздумав сопоставить перевод с
подлинником, не могли на основании этих сокращений обвинять меня в
чрезмерных уступках, я объяснюсь с полной определенностью по этому вопросу.
Книга эта, за исключением нескольких страниц, написана до Июльской
революции. В эти годы политический гнет установил в Германии всеобщее глухое
безмолвие; умы впали в летаргию отчаяния, и человек, все же осмелившийся
заговорить, вынужден был высказаться с тем большей страстностью, чем более
он отчаялся в победе свободы и чем яростнее партия духовенства и
аристократии неистовствовала против него...

Гейне (Хейне) Генрих (Heine Heinrich)   
«Путевые картины»