Архипелаг ГУЛаг. Том 1 (части 1-я и 2-я)

Кто ж виноват? -- знаменитый вопрос: КТО ВИНОВАТ?
Ну, конечно, не Общее Руководство. Но даже и не Местное! -- вот важно.
Если "товарищи, часто пришедшие со стороны" (коммунисты-руководители) не
имели правильного представления о деле, то для них "наметить правильный
подход к вопросу" должны были спецы!1 Так значит: "не руководители
виноваты... -- виновны те, кто высчитывал, пересчитывал и составлял план"
(как накормить и натопить полями). Виноват не кто заставлял, а кто
составлял! Плановость обернулась дутостью -- спецы и виноваты. Что цифры не
сошлись -- "это вина спецов, а не Совета Труда и Обороны", даже "и не
ответственных руководителей Главтопа".2 Нет ни угля, ни дров, ни нефти --
это спецами "создано запутанное, хаотическое положение". И их же вина, что
они не выстаивали против срочных телефонограмм Рыкова -- и выдавали, и
отпускали кому-то не по плану.
Во всем виноваты спецы! Но не беспощаден к ним пролетарский суд,
приговоры мягки. Конечно, в пролетарских ребрах сохраняется нутряная чужость
к этим проклятым спецам, -- однако, без них не потянешь, всЈ в развале. И
Трибунал их не травит, даже говорит Крыленко, что с 1920 г. "о саботаже нет
речи". Спецы виноваты, да, но они не по злости, а просто -- путаники, не
умеют лучше, не научились работать при капитализме, или просто эгоисты и
взяточники.
Так в начале восстановительного периода намечен удивительный пунктир
снисходительности к инженерам.

Богат был гласными судебными процессами 1922 год -- первый мирный год,
так богат, что вся эта наша глава почти и уйдет на один этот год. (Удивятся:
война прошла -- и такое оживление судов? Но ведь и в 1945-м и в 1948-м
Дракон оживился чрезвычайно. Нет ли тут самой простой закономерности?)
И в начале того года не упустим
ж) Дело о самоубийстве инженера Ольденборгера (Верхтриб, февраль 1922)
-- никем уже не помнимый, незначительный и совсем не характерный процесс.
Потому не характерный, что объем его -- одна единственная человеческая
жизнь, и она уже окончилась. А если б не окончилась, то именно тот инженер,
да с ним человек десять, образуя центр, и сидели бы перед Верхтрибом, и
тогда процесс был бы вполне характерный. А сейчас на скамье -- видный
партийный товарищ Седельников, да два рабкриновца, да два профсоюзника. Но,
как дальняя лопнувшая струна у Чехова, что-то щемящее есть в этом процессе
раннего предшественника шахтинцев и "промпартии".
В. В. Ольденборгер тридцать лет проработал на московском водопроводе и
стал его главным инженером видимо еще с начала века. Прошел Серебряный Век
искусства, четыре Государственных Думы, три войны, три революции -- а вся
Москва пила воду Ольденборгера. Акмеисты и футуристы, реакционеры и
революционеры, юнкера и красногвардейцы, СНК, ЧК и РКИ -- пили чистую
холодную воду Ольденборгера.

Страницы: (395) :  <<  ... 213214215216217218219220221222223224225226227228 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Здесь же,
свешиваясь с утеса, я еще различаю чудовищное пятно родного города, и мне
кажется, что ко мне долетают смешанные городские звуки - фабричные гудки, и
грохот мостовых, и вопли пьяного веселья и голодного ужаса.
(Здесь, может быть, некоторые начинают тосковать о покинутой родине.)
Далее следует какое-то странное место, еще неразборчивое в моей душе:
спорят с вождем о том, что плоть должна остаться. Он убеждает их, что плоть
пребывает вовеки, на всякой вышине и во всяком забвении. Он - смельчак,
ослепленный и сильный ("ГЕРОИ", - а эта пьеса - _крушение героя_). Очертя
голову, он зовет всех еще выше. Ему ставят на вид эти опрозрачневшие руки и
лица (рука - второе лицо). Он непреклонен. Ему говорят, что воск лиц -
признак дряхлеющего стремления. Напрасно: он уходит и силою своей пустой
воли уводит за собою всех по извилистому и _бесконечному_ (без отдыха)
отныне пути, - всех, кроме одного юноши, слабого, у которого в глазах есть
еще что-то, кроме усталости. Этот юноша остается ОДИН В ЛЕДЯНЫХ ГОРАХ (его
положение, может быть, - в монологе): его страшные соблазны: те, кого он
считал лучшими, ушли выше его, и он не имел смелости следовать за ними:
отныне они презрели его (его сомнения, не надо ли за ними?). Те простые
люди, с которыми он отдыхал, остались глубоко внизу, в мутном пятне города,
сквозящего перед его очами из провалов и ущелий. Нисхождение к ним было бы
для него бесконечной тоской и проклятием. Он готов погибнуть. НО ПОЕТ в нем
какая-то МЕРА ПУТИ, им пройденного (та мера, которою исполняется человек в
присутствии божества). И, взбегая на утесы, он кличет громко и настойчиво. И
вот на последний его угасающий крик О_Т_В_Е_Т_С_Т_В_У_Е_Т ему Ее низкий
голос.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . *
{* Строка точек в рукописи. - Ред.}
Каков должен быть язык этой пьесы? Стихи или проза? Одностильность в
языке наблюдать! _Поконкретнее_! Покороче монологи, поярче!
Кто Она? Бог или демон? Завтра я присмотрюсь еще...

Блок Александр Александрович   
«К Дионису Гиперборейскому»