Архипелаг ГУЛаг. Том 1 (части 1-я и 2-я)

Раздевают до белья,
разувают. Пол -- земля, пыль (бывает -- мокрая грязь, в Казанке -- вода). У
Козырева была табуретка (у Гинзбург не было). Решил сразу, что погибнет,
замерзнет. Но постепенно стало выступать какое-то внутреннее таинственное
тепло, и оно спасало. Научился спать, сидя на табуретке. Три раза в день
давали по кружке кипятку, от которого становился пьяным. В трехсотграммовую
пайку хлеба как-то один из дежурных вдавил незаконный кусок сахара. По
пайкам и различая свет из какого-то лабиринтного окошечка, Козырев вел счет
времени. Вот кончились его пять суток -- но его не выпускали. Обостренным
ухом он услышал шепот в коридоре -- насчет не то шестых суток, не то шести
суток. В том и была провокация: ждали, чтоб он заявил, что пять суток
кончилось, пора освобождать -- и за недисциплинированность продлить ему
карцер. Но он покорно и молча просидел еще сутки -- и тогда его освободили,
как ни в чЈм не бывало. (Может быть, начальник тюрьмы так и испытывал всех
по очереди на покорность? Карцер для тех, кто еще не смирился). -- После
карцера камера показалась дворцом. Козырев на полгода оглох, и начались у
него нарывы в горле. А однокамерник Козырева от частых карцеров сошшел с
ума, и больше года Козырев сидел вдвоем с сумасшедшим. (Много случаев
безумия в политизоляторах помнит Надежда Суровцева -- одна не меньше, чем
насчитал Новорусский по летописи Шлиссельбурга).
Не покажется ли теперь читателю, что мы постепенненько взобрались на
вершину второго рога -- и, пожалуй, он повыше первого? и пожалуй, поострей?
Но мнения расходятся. Старые лагерники в одни голос признают
Владимирский ТОН 50-х годов курортом. Так нашел Владимир Борисович
Зельдович, присланный туда со станции Абезь, и Анна Петровна Скрипникова,
попавшая туда (1956 год) из кемеровских лагерей. Скрипникова особенно была
поражена регулярной отправкой заявлений каждые десять дней (она стала
писать... в ООН) и отличной библиотекой, включая иностранные языки: в камеру
приносят полный каталог и составляешь годовую заявку.
А еще же не забудьте и гибкость нашего Закона: приговорили тысячи
женщин ("жен") к тюрзаку. Вдруг свистнули -- всем сменить на лагеря (на
Колыме золота недомыв!) И сменили. Без всякого суда.
Так е с т ь ли еще тот тюрзак? Или это только лагерная прихожая?

___

И вот тут только -- только здесь! -- должна была начаться эта наша
глава. Она должна была рассмотреть тот мерцающий свет, который со временем,
как нимб святого, начинает испускать душа одиночного арестанта. Вырванный из
жизненной суеты до того абсолютно, что даже счет преходящих минут даЈт
интимное общение со Вселенной, -- одиночный арестант должен очиститься от
всего несовершенного, что взмучивало его в прежней жизни, не давало ему
отстояться до прозрачности.

Страницы: (395) :  <<  ... 306307308309310311312313314315316317318319320321 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
О них и нас.

24 сентября 1913


Генералам двадцатого года

Сергею

Вы, чьи широкие шинели
Напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели
И голоса,

И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце оставляли след, -
Очаровательные франты
Минувших лет!

Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, -
Цари на каждом бранном поле
И на балу.

Вас охраняла длань Господня
И сердце матери, - вчера
Малютки-мальчики, сегодня -
Офицера!

Вам все вершины были малы
И мягок самый черствый хлеб,
О, молодые генералы
Своих судеб!

- - -

Ах, на гравюре полустертой,
В один великолепный миг,
Я видела, Тучков-четвертый,
Ваш нежный лик.

И вашу хрупкуй фигуру,
И золотые ордена...
И я, поцеловав гравюру,
Не знала сна...

О, как, мне кажется, могли вы
Рукою, полною перстней,
И кудри дев ласкать - и гривы
Своих коней.

В одной невероятной скачке
Вы прожили свой яркий век...
И ваши кудри, ваши бачки
Засыпал снег.

Три сотни побеждало - трое!
Лишь мертвый не вставал с земли.
Вы были дети и герои,
Вы все могли!

Что так же трогательно-юно
Как ваша бешенная рать?
Вас злотокудрая фортуна
Вела, как мать.

Вы побеждали и любили
Любовь и сабли острие -
И медленно переходили
В небытие.

26 декабря 1913

x x x

С.Э.

Я с вызовом ношу его кольцо!
- Да, в Вечности - жена, не на бумаге. -
Его чрезмерно узкое лицо
Подобно шпаге.

Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза - прекрасно-бесполезны! -
Под крыльями раскинутых бровей -
Две бездны.

В его лице я рыцарству верна,
- Всем вам, кто жил и умирал без страху! -
Такие - в роковые времена -
Слагают стансы - и идут на плаху.

3 июня 1914


Бабушке

Продолговатый и твердый овал,
Черного платья раструбы...
Юная бабушка! - Кто целовал
Ваши надменные губы?

Руки, которые в залах дворца
Вальсы Шопена играли...
По сторонам ледяного лица -
Локоны в виде спирали...

Цветаева Марина Ивановна   
«Избранные стихи»