Архипелаг ГУЛаг. Том 1 (части 1-я и 2-я)

)
Битому псу только плеть покажи. Все остальные оказались довольны, и так
утвердилась штрафная пайка НА ВСЕ ДНИ долгого путешествия. И сахара тоже не
стали давать -- его брал конвой.
(Это было в лето двух великих Побед -- над Германией и над Японией,
побед, которые извеличат историю нашего Отечества, и внуки и правнуки будут
их изучать.)
Проголодали день, проголодали два, несколько поумнели, и Санин сказал
своему купе: "Вот что, ребята, так пропадем. Давайте, у кого есть хорошие
вещи -- я выменяю, принесу вам пожрать". Он с большой уверенностью одни вещи
брал, другие отклонял (не все соглашались и давать -- так никто ж их и не
вынуждал!). Потом попросился на выход вместе с Мережковым, странно -- конвой
их выпустил. Они ушли с вещами в сторону купе конвоя и вернулись с
нарезанными буханками хлеба и с махоркой. Это были те самые буханки -- из
семи килограммов, не додаваемых на купе в день, только теперь они
назначались не всем поровну, а лишь тем, кто дал вещи.
И это было вполне справедливо: ведь все же признали, что они довольны и
уменьшенной пайкой. И справедливо было потому, что вещи чего-то стоят, за
них надо же платить. И в дальнем загляде тоже справедливо: ведь это слишком
хорошие вещи для лагеря, они всЈ равно обречены там быть отняты или
украдены.
А махорка была -- конвоя. Солдаты делились с заключЈнными своею кровной
махрой -- но и это было справедливо, потому что они тоже ели хлеб
заключЈнных и пили их сахар, слишком хороший для врагов. И, наконец,
справедливо было то, что Санин и Мережков, не дав вещей, взяли себе больше,
чем хозяева вещей -- потому что без них бы это всЈ и не устроилось.
И так сидели, сжатые в полутьме, и одни жевали краюхи хлеба,
принадлежавщие соседям, а те смотрели на них. Прикуривать же конвой не давал
поодиночке, а в два часа раз -- и весь вагон заволакивался дымом, как будто
что горело. Те, кто сперва с вещичками жались, -- теперь жалели, что не дали
Санину, и просили взять у них, но Санин сказал -- потом.
Эта операция не прошла бы так хорошо и так до конца, если б то не были
затяжные поезда и затяжные столыпины послевоенных лет, когда их и
перецепляли, и на станциях держали, -- так зато без после войны и вещичек бы
тех не было, за которыми гоняться. До Куйбышева ехали неделю -- и всю неделю
от государства давали только двести пятьдесят граммов хлеба (впрочем,
двойную блокадную норму), сушеную воблу и воду. Остальной хлеб нужно было
выкупить за свои вещи. Скоро предложение превысило спрос, и конвой уже очень
неохотно брал вещи, перебирал.
На Куйбышевскую пересылку их свозили, помыли, вернули в том же составе
в тот же вагон. Конвой принял их новый, -- но по эстафете ему было,
очевидно, объяснено, как добывать вещи, -- и тот же порядок покупки
собственной пайки возобновился до Новосибирска.

Страницы: (395) :  <<  ... 321322323324325326327328329330331332333334335336 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Сегодня утром сквозь увеличительные стекла особенно яркой
казалась осенняя окраска многоразличных деревьев, в течение долгих лет
свободно и беспрепятственно росших среди полуразрушенных стен. Молодая
женщина опустила телескоп несколько ниже - в направлении пустынной
каменистой равнины, по которой должна была промчаться охота; она терпеливо
ждала этого мгновения и не обманулась в своих ожиданиях. Сквозь ясные и
сильно увеличивающие стекла телескопа ее заблестевшие глаза отчетливо
разглядели князя и обер-шталмейстера; она даже не удержалась, чтобы еще раз
не помахать им платком, заметив, или, вернее, угадав, что они на мгновение
придержали лошадей и оглянулись на ее окна.
Но здесь доложили о дядюшке, принце Фридрихе, который и не замедлил
войти в сопровождении придворного художника, державшего в руках большую
папку.
- Любезная племянница,- произнес этот бодрый пожилой господин,- мы
принесли вам виды старого замка; они запечатлены с разных сторон, дабы
наглядно показать, как эта могучая твердыня веками сопротивлялась
воздействию времени и погоды и как все-таки местами подались, а кое-где и
вовсе рухнули ее стены. Мы уже кое-что предприняли, стараясь сделать
доступнее эти дебри, а большего и не требуется, чтобы привести в изумление и
восторг любого путника, любого из наших гостей.
Раскладывая перед нею отдельные листы, принц продолжал:
- Здесь, у конца хода, прорытого под крепостными стенами, перед нами
вдруг вырастает скала, одна из самых неприступных во всей этой горной цепи;
ее венчает башня, но кто отважится сказать, где здесь кончается природа и
начинается искусство, рукомесло. Подальше, в стороне, видны стены,
примыкающие к башне, и укрепления, которые уступами окружают ее. Хотя
правильнее было бы сказать, что эти древние вершины окружает лес...

Гёте, Иоганн Вольфганг фон (Goethe, Johann Wolfgang von)   
«Новелла»