Архипелаг ГУЛаг. Том 1 (части 1-я и 2-я)

Но и дойдя, не внесет оно радости в дом. И что за дыхание -- по
часам и суткам, когда выступили вы в страну эпоса? Приход и уход разделяются
здесь десятилетиями, четвертью века. ВЫ НИКОГДА НЕ ВЕРНЕТЕСЬ в прежний мир!
Чем скорее вы отвыкнете от своих домашних, и домашние отвыкнут от вас -- тем
лучше. Тем легче.
И как можно меньше имейте вещей, чтобы не дрожать за них! Не имейте
чемодана, чтобы конвой не сломал его у входа в вагон (а когда в купе по
двадцать пять человек -- что' б вы придумали на их месте другое?). И не
имейте новых сапог, и не имейте модных полуботинок, и шерстяного костюма не
имейте: в столыпине, в воронке' ли, на приеме в пересыльную тюрьму -- всЈ
равно крадут, отберут, отметут, обменяют. Отдадите без боя -- будет унижение
травить ваше сердце. Отнимут с боем -- за свое же добро останетесь с
кровоточащим ртом. Отвратительны вам эти наглые морды, эти глумные ухватки,
это отребье двуногих, -- но имея собственность и трясясь за неЈ, не теряете
ли вы редкую возможность наблюдать и понять? А вы думаете, флибустьеры,
пираты, великие капитаны, расцвеченные Кипилингом и ГумилЈвым -- не эти ли
самые они были блатные? Вот этого сорта и были... Прельстительные в
романтических картинах -- отчего же они отвратные вам здесь?
Поймите и их. Тюрьма для них -- дом родной. Как ни приласкивает их
власть, как ни смягчает им наказания, как ни амнистирует -- внутренний рок
приводит их снова и снова сюда... Не им ли и первое слово в законодательстве
Архипелага? Одно время у нас и на воле право собственности так успешно
изгонялось (потом изгонщикам самим понравилось иметь) -- почему ж должно оно
терпеться в тюрьме? Ты зазевался, ты вовремя не съел своего сала, не
поделился с друзьями сахаром и табаком -- теперь блатные ворошат твой сидор,
чтоб исправить твою моральную ошибку. Дав тебе на сменку жалкие отопки
вместо твоих фасонных сапог, робу замазанную вместо твоего свитера, они не
надолго взяли эти вещи и себе: сапоги твои -- повод пять раз проиграть их и
выиграть в карты, а свитер завтра толкнут за литр водки и за круг колбасы.
Через сутки и у них ничего не будет, как и у тебя. Это -- второе начало
термодинамики: уровни должны сглаживаться, сглаживаться...
Не имейте! Ничего не имейте! -- учили нас Будда и Христос, стоики,
циники. Почему же никак не вонмем мы, жадные, этой простой проповеди? Не
поймЈм, что имуществом губим душу свою?
Ну разве селедка пусть греется в твоем кармане до пересылки, чтобы
здесь не клянчить тебе попить. А хлеб и сахар выдали на два дня сразу --
съешь их в один прием. Тогда никто не украдет их. И забот нет. И будь как
птица небесная!
То' имей, что можно всегда пронести с собой: знай языки, знай страны,
знай людей. Пусть будет путевым мешком твоим -- твоя память.

Страницы: (395) :  <<  ... 324325326327328329330331332333334335336337338339 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Пережил я примерно то же, что, если
верить книгам, переживают после своей инициации
приобщившиеся к дзэн-буддизму. Для этого мне
нужно было пропитаться отвращением к знанию,
понять тщету всего и все сокрушить, изведать
безнадежность, потом смириться и, так сказать, самому себе
поставить летальный диагноз, и лишь тогда я
вернул ощущение собственной личности. Мне
пришлось подойти к самому краю и прыгнуть -- в
темноту.

Я упомянул о Реальности, но ведь я знаю,
что приблизиться к ней невозможно, иначе как
посредством писательства. Я теперь меньше познаю
и больше понимаю, -- но каким-то особенным,
незаконным способом. Все увереннее удается мне.
овладеть даром непосредственности. Во мне
развивается способность постигать, улавливать,
анализировать, соединять, давать имя,
устанавливать факты, выражать их, -- причем все
сразу. То, что составляет структуру вещей, теперь
легче открывается моему глазу. Инстинктивно я
избегаю всех четких истолкований: чем они проще,
тем глубже настоящая тайна. А то, что мне ведомо, становится все более неизъяснимым.
Мною движет убежденность, которая не нуждается в
доказательствах, равно как вере. Я живу для
одного себя, но себялюбия или эгоизма в этом нет и
следа. Я всего лишь стараюсь прожить то, что мне
отпущено, и тем самым помогаю равновесию вещей в
мире. Помогаю движению, нарождению, умиранию,
изменению, свершающимся в космосе, и делаю это
всеми средствами, день за днем. Отдаю все, чем
располагаю. Отдаю в охотку, но и вбираю сам, -- все,
что способен вместить. Я и венценосец, и пират. Я
символ равенства, олицетворение Весов, ставших
самостоятельным знаком, когда Дева отделилась от
Скорпиона. На мой взгляд, в мире более чем
достаточно места для каждого, ведь сколько их,
этих бездонных провалов между текущими
мгновениями, и великих вселенных, населенных
одним-единственным индивидуумом, и огромных
островов, на которых обретшие собственную
личность вольны ее совершенствовать как
заблагорассудится...

Миллер Валентин Генри   
«Размышление о писательстве»