Архипелаг ГУЛаг. Том 1 (части 1-я и 2-я)

Это и есть арестантский
телеграф: внимание, память и встречи.
А этот симпатичный мужчина в роговых очках? Гуляет по камере и приятным
баритоном напевает Шуберта:

"И юность вновь гнетЈт меня,
И долог путь к могиле..."

-- Царапкин, Сергей Романович.
-- Позвольте, так я вас хорошо знаю. Биолог? Невозвращенец? Из Берлина?
-- Откуда вы знаете?
-- Ну как же, мир тесен! В сорок шестом году с Николаем Владимировичем
Тимофеевым-Рессовским...

...Ах, что это была за камера! -- не самая ли блестящая в моей тюремной
жизни?.. Это было в июле. Меня из лагеря привезли в Бутырки по загадочному
"распоряжению министра внутренних дел". Привезли после обеда, но такая была
нагруженность в тюрьме, что одиннадцать часов шли приемные процедуры, и
только в три часа ночи, заморенного боксами, меня впустили в 75-ю камеру.
Освещенная из-под двух куполов двумя яркими электрическими лампами, камера
спала вповалку, мечась от духоты: жаркий воздух июля не втекал в окна,
загороженные намордниками. Жужжали бессонные мухи и садились на спящих, те
подергивались. Кто закрыл глаза носовым платком от бьющего света. Остро
пахла параша -- разложение ускорялось в такой жаре. В камеру, расчитанную на
25 человек, было натолкано не чрезмерно, человек восемьдесят. Лежали сплошь
на нарах слева и справа и на дополнительных щитах, уложенных через проход, и
всюду из-под нар торчали ноги, а традиционный бутырский стол-шкаф был
сдвинут к параше. Вот тут-то и был еще кусочек свободного пола, и я лег.
Встававшие к параше так до утра и переступали через меня.
По команде "подъЈм!", выкрикнутой в кормушку, всЈ зашевелилось: стали
убирать поперечные щиты, двигать стол к окну. Подошли меня
проинтервъюировать -- новичок я или лагерник. Оказалось, что в камере
встречается два потока: обычный поток свежеосужденных, направляемых в
лагеря, и встречный поток лагерников, сплошь специалистов -- физиков,
химиков, математиков, инженеров-конструкторов, направляемых неизвестно куда,
но в какие-то благополучные научно-исследовательские институты. (Тут я
успокоился, что министр не будет мне доматывать срока.) Ко мне подошел
человек нестарый, ширококостый (но сильно исхудавший), с носом, чуть-чуть
закругленным под ястреба:
-- Профессор Тимофеев-Рессовский, президент научно-технического
общества 75-й камеры. Наше общество собирается ежедневно после утренней
пайки около левого окна. Не могли бы вы нам сделать какое-нибудь научное
сообщение? Какое именно?
Застигнутый врасплох, я стоял перед ним в своей длинной затасканной
шинели и в зимней шапке (арестованные зимой обречены и летом ходить в
зимнем). Пальцы мои еще не разогнулись с утра и были все в ссадинах. Какое я
мог сделать научное сообщение? Тут я вспомнил, что недавно в лагере была у
меня две ночи принесенная с воли книга Смита -- официальный отчет военного
министерства США о первой атомной бомбе.

Страницы: (395) :  <<  ... 376377378379380381382383384385386387388389390391 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Он может изгнать друзей
истины, но истина превозможет; он может унизить художника, но искусства
подделать он не в состоянии. Правда, явление весома обычное, что наука и
искусство преклоняются пред духом времени и что критический вкус
предписывает творческому законы. Где характер становится непреклонным и
твердым, там наука строго оберегает свои границы и искусство движется в
тяжких оковах правил; где, напротив, характер становится слабым и дряблым,
там наука стремится к тому, чтобы понравиться, и искусство - к тому, чтобы
доставить удовольствие. В течение целых столетий философы и художники
работают над тем, чтобы внедрить в низы человечества истину и красоту;
первые гибнут, но истина и красота обнаруживаются победоносно со
свойственной им несокрушимою жизненной силой. Художник, конечно, дитя века,
но горе ему, если он в то же время и воспитанник или даже баловень его.
Пусть благодетельное божество своевременно отторгнет младенца от груди
матери, дабы вскормить его молоком лучших времен, и даст дозреть до
совершеннолетия под дальним греческим небом. И после того как он станет
мужем, пусть он, в образе пришельца, вернется в свое столетие, но не для
того, чтобы прельщать его, своим появлением, но ради того, чтобы беспощадно,
подобно сыну Агамемнона, очистить его. Содержание он, конечно, заимствует из
современности, но форму - из более благородного времени; он возьмет ее и вне
всякого времени из безусловного, единства своего существа. Здесь из чистого
эфира его демонической природы, льется источник красоты, не зараженный
испорченностью поколений и времен, которые кружатся глубоко под ним в мутном
водовороте.
т.6 стр.276


Не о тех говорю я, которые только потому поносят граций, что никогда не
были ими обласканы. Каким образом могли бы оценить тихую работу вкуса по
отношению к внутреннему и внешнему человеку и не обратить внимания на
существенные выгоды культа прекрасного те, которые не имеют иного мерила
ценности, кроме потраченного труда и ощутительной пользы?..

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Цитаты»