Том 1 (части 1-я и 2-я)

При аресте востоковеда Невского забрали тангутские
рукописи (а через 25 лет за расшифровку их покойному посмертно присуждена
ленинская премия). У Каргера замели архив енисейских остяков, запретили
изобретЈнную им письменность и букварь -- и остался народец без
письменности. Интеллигентным языком это долго всЈ описывать, а народ говорит
об обыске так: ищут, чего не клали.
Отобранное увозят, а иногда заставляют нести самого арестованного --
как Нина Александровна Пальчинская потащила за плечом мешок с бумагами и
письмами своего вечно-деятельного покойного мужа, великого инженера России
-- в пасть к НИМ, навсегда, без возврата.
А для оставшихся после ареста -- долгий хвост развороченной
опустошенной жизни. И попытка пойти с передачами. Но изо всех окошек лающими
голосами: "такой не числится", "такого нет!" Да к окошку этому в худые дни
Ленинграда еще надо пять суток толпиться в очереди. И только может быть
через полгода-год сам арестованный аукнется или выбросят: "Без права
переписки". А это уже значит -- навсегда. "Без права переписки" -- это почти
наверняка: расстрелян.2
Так представляем мы себе арест.
И верно, ночной арест описанного типа у нас излюблен, потому что в нЈм
есть важные преимущества. Все живущие в квартире ущемлены ужасом от первого
же стука в дверь. Арестуемый вырван из тепла постели, он еще весь в
полусонной беспомощности, рассудок его мутен. При ночном аресте оперативники
имеют перевес в силах: их приезжает несколько вооруженных против одного, не
достегнувшего брюк; за время сборов и обыска наверняка не соберется у
подъезда толпа возможных сторонников жертвы. Неторопливая постепенность
прихода в одну квартиру, потом в другую, завтра в третью и в четвертую, даЈт
возможность правильно использовать оперативные штаты и посадить в тюрьму
многократно больше жителей города, чем эти штаты составляют.
И еще то достоинство у ночных арестов, что ни соседние дома, ни
городские улицы не видят, скольких увезли за ночь. Напугав самых ближних
соседей, они для дальних не событие. Их как бы и не было. По той самой
асфальтной ленте, по которой ночью сновали воронки, -- днем шагает молодое
племя со знаменами и цветами и поет неомраченные песни.
Но у берущих, чья служба и состоит из одних только арестов, для кого
ужасы арестованных повторительны и докучны, у них понимание арестной
операции гораздо шире. У них -- большая теория, не надо думать в простоте,
что еЈ нет. Арестознание -- это важный раздел курса общего тюрьмоведения, и
под него подведена основательная общественная теория. Аресты имеют
классификацию по разным признакам: ночные и дневные; домашние, служебные,
путевые; первичные и повторные; расчелененные и групповые. Аресты
различаются по степени требуемой неожиданности, по степени ожидаемого
сопротивления (но в десятках миллионов случаев сопротивления никакого не
ожидалось, как и не было его).

Страницы: (395) : 123456789101112131415 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
- Сколько? - вдруг заинтересовался Григорий Борисович.
- Очень много. Думаю, больше ста.
И затем:
- Вы под кроватью не смотрели?
- Я посмотрю, - сказал Григорий Борисович.
Писатель отодвинул кровать. Заглянул в кладовку. Порылся в ящиках
стола.
- Я завтра приду, - сказал Ариэль.
С этого дня началась ежедневная пытка. Рано утром к нему заходил
Ариэль:
- Я только хотел спросить насчет машины.
- Как сквозь землю провалилась, - жаловался писатель.
- Ничего, я вечером зайду.
В конце недели Григорий Борисович принял решение. Дневным автобусом
поехал в Монтиселло. Зашел в игрушечный магазин Плейленд. Выбрал машину за
сорок шесть долларов. Вернулся. Разыскал Ариэля и вручил ему большую,
довольно тяжелую коробку.
- Играй, - сказал он.
Мальчик смутился.
- Зачем? - говорил он, срывая пластиковую ленту. - Не беспокойтесь. Она
найдется...
А потом:
- К тому же это, в общем, другая машина. Капот не открывается.
- Капот? - переспросил Григорий Борисович. - А я и не заметил. Колеса,
думаю, на месте... Дверцы, руль...
- Это не та машина, - весело сказал Ариэль.
И положил ее в коробку. Поролоновые крепления вставил. Ленту приклеил
на старое место.
- Может, сойдет? - упавшим голосом выговорил писатель.
- Вы не беспокойтесь. Подумаешь, машина. У меня их штук двадцать пять.
Правда, у той был капот. И фары.
- У этой тоже фары.
- У той были никелированные... Она найдется. Вы на кухне смотрели?
- Смотрел.
- А за плитой?
- За плитой еще не смотрел.
- Может, она там?
Григорий Борисович вынул из стола рейсшину. Долго водил ею за газовой
плитой. Выкатил оттуда россыпь дряни, напоминавшей экскременты.
- Не густо, - сказал писатель.
- Найдется, - в который раз повторил Ариэль...
Короче, лето превратилось в ад. Ариэль появлялся, как тень отца в
"Гамлете". Ужасом веяло на писателя от его слов:
- Не беспокойтесь. Она найдется...

Довлатов Сергей Донатович   
«Игрушка»