Архипелаг ГУЛаг. Том 1 (части 1-я и 2-я)

Это
на шесть суток! А вы попробуйте просидите шесть часов!
Опять-таки в виде варианта можно сажать заключЈнного на высокий стул,
вроде лабораторного, так чтоб ноги его не доставали до пола, они хорошо
тогда затекают. Дать посидеть ему часов 8-10.
А то во время допроса, когда арестант весь на виду, посадить его на
обыкновенный стул, но вот как: на самый кончик, на ребрышко сидения (еще
вперед! еще вперед!), чтоб он только не сваливался, но чтоб ребро больно
давило его весь допрос. И не разрешать ему несколько часов шевелиться.
Только и всего? Да, только и всего. Испытайте!
17. По местным условиям бокс может заменяться дивизионной ямой, как это
было в Гороховецких армейских лагерях во время Великой Отечественной войны.
В такую яму, глубиною три метра, диаметром метра два, арестованный
сталкивался, и там несколько суток под открытым небом, часом и под дождем,
была для него и камера и уборная. А триста граммов хлеба и воду ему туда
спускали на веревочке. Вообразите себя в этом положении, да еще только что
арестованного, когда в тебе всЈ клокочет.
Общность ли инструкций всем Особым Отделам Красной Армии или сходство
их бивуачного положения привели к большой распространенности этого приема.
Так, в 36-й мотострелковой дивизии, участнице Халхин-Гола, стоявшей в 1941
году в монгольской пустыне, свежеарестованному, ничего не объясняя, давали
(начальник Особого Отдела СамулЈв) в руки лопату и велели копать яму точных
размеров могилы (уже пересечение с методом психологическим!). Когда
арестованный углублялся больше, чем по пояс, копку приостанавливали, и
велели ему садиться на дно: голова арестованного уже не была при этом видна.
Несколько таких ям охранял один часовой, и казалось вокруг всЈ пусто.13 В
этой пустыне подследственных держали под монгольским зноем непокрытых, а в
ночном холоде неодетых, безо всяких пыток -- зачем тратить усилия на пытки?
ПаЈк давали такой: в сутки сто граммов хлеба и один стакан воды. Лейтенант
ЧульпенЈв, богатырь, боксер, двадцати одного года, высидел так МЕСЯЦ. Через
десять дней он кишел вшами. Через пятнадцать дней его первый раз вызвали на
следствие.
18. Заставить подследственного стоять на коленях -- не в каком-то
переносном смысле, а в прямом: на коленях и чтоб не присаживался на пятки, а
в спину ровно держал. В кабинете следователя или в коридоре можно заставить
так стоять 12 часов, и 24 и 48. (Сам следователь может уходить домой, спать,
развлекаться, это разработанная система: около человека на коленях
становиться пост, сменяются часовые.14 Кого хорошо так ставить? Уже
надломленного, уже склоняющегося к сдаче. Хорошо ставить так женщин. --
Иванов-Разумник сообщает о варианте этого метода: поставив молодого
Лордкипанидзе на колени, следователь измочился ему в лицо! И что же? Не
взятый ничем другим, Лордкипанидзе был этим сломлен.

Страницы: (395) :  <<  ... 65666768697071727374757677787980 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...' After a moment, he standing,
drinking water, she like a crystal witch over the caramel brew
bubbling like a prehistoric mudpot on the stove, she said, 'Oh, I must
light the pumpkins!' and she rushed to the living room to make the
pumpkins smile with light. He came after, smiling, 'I must get my
pipe.' 'Oh, the cider!' she had cried, running to the dining room.
'I'll check the cider,' he had said. But when he tried following she
ran to the bathroom and locked the door.
He stood outside the bathroom door, laughing strangely and
senselessly, his pipe gone cold in his mouth, and then, tired of the
game, but stubborn, he waited another five minutes. There was not a
sound from the bath. And lest she enjoy in any way knowing that he
waited outside, irritated, he suddenly jerked about and walked
upstairs, whistling merrily.
At the top of the stairs he had waited. Finally he had heard the
bathroom door unlatch and she had come out and life below-stairs and
resumed, as life in a jungle must resume once a terror has passed on
away and the antelope return to their spring.
Now, as he finished his bow-tie and put his dark coat there was a
mouse-rustle in the hall. Marion appeared in the door, all skeletons
in her disguise.
'How do I look, Papa?'
'Fine!'
From under the mask, blonde hair showed. From the skull sockets
small blue eyes smiled. He sighed. Marion and Louise, the two silent
denouncers of his virility, his dark power. What alchemy had there
been in Louise that took the dark of a dark man and bleached the dark
brown eyes and black hair and washed and bleached the ingrown baby all
during the period before birth until the child was born, Marion,
blonde, blue-eyed, ruddy-cheeked? Sometimes he suspected that Louise
had conceived the child as an idea, completely asexual, an immaculate
conception of contemptuous mind and cell. As a firm rebuke to him she
had produced a child in her own image, and, to top it, she had somehow
fixed the doctor so he shook his head and said, 'Sorry, Mr Wilder,
your wife will never have another child...

Рэй Брэдбери (Ray Bradbury)   
«The October Game»