Архипелаг ГУЛаг. Том 1 (части 1-я и 2-я)

-- Зубы потом не вставят, -- кивают тебе, у кого их уже нет.
-- Осудят все равно, хоть признавайся, хоть не признавайся, --
заключают постигшие суть.
-- Тех, кто не подписывают -- расстреляют! -- еще кто-то пророчит в
углу. -- Чтоб отомстить. Чтоб концов не осталось: как следствие велось.
-- А умрешь в кабинете, объявят родственникам: лагерь без права
переписки. И пусть ищут.
А если ты оротодокс, то к тебе подберется другой ортодокс, и враждебно
оглядываясь, чтоб не подслушали непосвященные, станет горячо толкать тебе в
ухо:
-- Наш долг -- поддерживать советское следствие. Обстановка -- боевая.
Мы сами виноваты: мы были слишком мягкотелы, и вот развелась эта гниль в
стране. Идет жестокая тайная война. Вот и здесь вокруг нас -- враги,
слышишь, как высказываются? Не обязана же партия отчитываться перед каждым
из нас -- зачем и почему. Раз требуют -- значит, надо подписывать.
И еще один ортодокс подбирается:
-- Я подписал на тридцать пять человек, на всех знакомых. И вам
советую: как можно больше фамилий, как можно больше увлекайте за собой!
Тогда станет очевидным, что это нелепость, и всех выпустят.
А Органам именно это и нужно! Сознательность Ортодокса и цели НКВД
естественно совпали. НКВД и нужен этот стрельчатый веер имен, это
расширенное воспроизводство их. Это -- и признак качества их работы и колки
для накидывания новых арканов. "Сообщников! Сообщников! Единомышленников!"
-- напорно вытряхивали из всех. (Говорят, P. Pалов назвал своим сообщником
кардинала Ришелье, внесли его в протоколы -- и до реабилитационного допроса
1956 года никто не удивился.)
Уж кстати об ортодоксах. Для такой ЧИСТКИ нужен был Сталин, да, но и
партия же была нужна такая: большинство их, стоявших у власти, до самого
момента собственной посадки безжалостно сажали других, послушно уничтожали
себе подобных по тем же самым инструкциям, отдавали на расправу любого
вчерашнего друга или соратника. И все крупные большевики, увенченные теперь
ореолом мучеников, успели побыть и палачами других большевиков (уж не
считая, как прежде того, они все были палачами беспартийных). Может быть
37-й год и НУЖЕН был для того, чтобы показать, как малого стоит все их
МИРОВОЗЗРЕНИЕ, которым они так бодро хорохорились, разворашивая Россию,
громя еЈ твердыни, топча еЈ святыни, -- Россию, где и м с а м и м ТАКАЯ
расправа никогда не угрожала. Жертвы большевиков с 1918 по 1936 никогда не
вели себя так ничтожно, как ведущие большевики, когда пришла гроза на них.
Если подробно рассматривать всю историю посадок и процессов 1936-38 годов,
то главное отвращение испытываешь не к Сталину с подручными, а к
унизительно-гадким подсудимым -- омерзение к душевной низости их после
прежней гордости и непримиримости.

Страницы: (395) :  <<  ... 76777879808182838485868788899091 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Пережил я примерно то же, что, если
верить книгам, переживают после своей инициации
приобщившиеся к дзэн-буддизму. Для этого мне
нужно было пропитаться отвращением к знанию,
понять тщету всего и все сокрушить, изведать
безнадежность, потом смириться и, так сказать, самому себе
поставить летальный диагноз, и лишь тогда я
вернул ощущение собственной личности. Мне
пришлось подойти к самому краю и прыгнуть -- в
темноту.

Я упомянул о Реальности, но ведь я знаю,
что приблизиться к ней невозможно, иначе как
посредством писательства. Я теперь меньше познаю
и больше понимаю, -- но каким-то особенным,
незаконным способом. Все увереннее удается мне.
овладеть даром непосредственности. Во мне
развивается способность постигать, улавливать,
анализировать, соединять, давать имя,
устанавливать факты, выражать их, -- причем все
сразу. То, что составляет структуру вещей, теперь
легче открывается моему глазу. Инстинктивно я
избегаю всех четких истолкований: чем они проще,
тем глубже настоящая тайна. А то, что мне ведомо, становится все более неизъяснимым.
Мною движет убежденность, которая не нуждается в
доказательствах, равно как вере. Я живу для
одного себя, но себялюбия или эгоизма в этом нет и
следа. Я всего лишь стараюсь прожить то, что мне
отпущено, и тем самым помогаю равновесию вещей в
мире. Помогаю движению, нарождению, умиранию,
изменению, свершающимся в космосе, и делаю это
всеми средствами, день за днем. Отдаю все, чем
располагаю. Отдаю в охотку, но и вбираю сам, -- все,
что способен вместить. Я и венценосец, и пират. Я
символ равенства, олицетворение Весов, ставших
самостоятельным знаком, когда Дева отделилась от
Скорпиона. На мой взгляд, в мире более чем
достаточно места для каждого, ведь сколько их,
этих бездонных провалов между текущими
мгновениями, и великих вселенных, населенных
одним-единственным индивидуумом, и огромных
островов, на которых обретшие собственную
личность вольны ее совершенствовать как
заблагорассудится...

Миллер Валентин Генри   
«Размышление о писательстве»