Архипелаг ГУЛаг. Том 1 (части 1-я и 2-я)

Сидел-сидел, вдруг выдумал новое воздействие! -- эврика! --
звони по телефону друзьям, ходи по кабинетам, рассказывай -- смеху-то
сколько! давайте попробуем, ребята, на ком? Ведь скучно всЈ время одно и то
же, скучны эти трясущиеся руки, умоляющие глаза, трусливая покорность -- ну
хоть посопротивлялся бы кто-нибудь! "Люблю сильных противников! Приятно
переламывать им хребет!"7
А если такой сильный, что никак не сдаЈтся, все твои приемы не дают
результат? Ты взбешен? -- и не сдерживай бешенства! Это огромное
удовольствие, это полЈт! -- распустить свое бешенство, не знать ему преград!
Раззудись, плечо! Вот в таком состоянии и плюют проклятому подследственному
в раскрытый рот! и втискивают его лицом в полную плевательницу8! вот в таком
состоянии и мочатся в лицо поставленному на колени! После бешенства
чувствуешь себя настоящим мужчиной!
Или допрашиваешь "девушку за иностранца".9 Ну, поматюгаешь еЈ, ну
спросишь: "А что, у американца -- ... граненый, что ли? Чего тебе, русских
было мало?" И вдруг идея: она у этих иностранцев нахваталсь кое-чего. Не
упускай случай, это вроде заграничной командировки! И с пристрастием
начинаешь еЈ допрашивать: Как? в каких положениях?.. а еще в каких?..
подробно! каждую мелочь! (и себе пригодится, и ребятам расскажу!) Девка и в
краске, и в слезах, мол это к делу не относится -- "нет, относится! говори!"
И вот что такое твоя власть! -- она всЈ тебе подробно рассказывает, хочешь
нарисует, хочешь и телом покажет, у неЈ выхода нет, в твоих руках еЈ карцер
и еЈ срок.
Заказал ты10 стенографистку записывать допрос -- прислали хорошенькую,
тут же и лезь ей за пазуху при подследственном пацане,11 -- его, как не
человека, и стесняться нечего.
-- Да, кого тебе вообще стесняться? да если ты любишь баб (а кто их не
любит?) -- дурак будешь, не используешь своего положения. Одни потянутся к
твоей силе, другие уступят по страху. Встретил где-нибудь девку, наметил --
будет твоя, никуда не денется. Чужую жену любую заметил -- твоя! -- потому
что мужа убрать ничего не составляет.12 Нет, это надо пережить -- что значит
быть голубою фуражкой! Любая вещь, какую увидел -- твоя! Любая квартира,
какую высмотрел -- твоя! Любая баба -- твоя! Любого врага -- с дороги! Земля
под ногою -- твоя! Небо над тобой -- твое, голубое!!

А уж страсть нажиться -- их всеобщая страсть. Как же не использовать
такую власть и такую бесконтрольность для обогащения? Да это святым надо
быть!..
Если бы дано нам было узнать скрытую движущую силу отдельных арестов --
мы бы с удивлением увидели, что при общей закономерности сажать, частный
выбор, кого сажать, личный жребий, в трех четвертях случаев зависел от
людской корысти и мстительности и половина тех случаев -- от корыстных
расчетов местного НКВД (и прокурора, конечно, не будем их отделять).

Страницы: (395) :  <<  ... 9293949596979899100101102103104105106107 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Пьер давно уже спал, когда в одиннадцать часов погасло последнее
освещенное окно господского дома. Иоганн Верагут возвращался пешком из
города далеко за полночь; он провел вечер со своими знакомыми в ресторане.
Пока он шел, в теплой атмосфере облачной летней ночи растворились запахи
вина и сигаретного дыма, улетучились взрывы возбужденного смеха и дерзкие
шутки; глубоко дыша чуть теплым влажным ночным воздухом, Верагут неторопливо
шагал по дороге вдоль уже довольно высоко поднявшейся пашни по направлению к
Росхальде, массивные очертания которого безмолвно громоздились на бледном
ночном небе.
Он миновал, не сворачивая, ворота в поместье, бросил взгляд на
господский дом, благородный фасад которого манящим пятном светился на черном
фоне деревьев, и целую минуту с наслаждением и отчужденностью случайного
путника разглядывал эту прекрасную картину; затем он прошел еще несколько
сот метров вдоль высокого забора и достиг места, где у него был лаз и тайная
тропка, ведущая к мастерской. Окончательно протрезвев, невысокий, плотно
сбитый художник направился по мрачному, густо заросшему парку к своему
жилищу, которое вдруг открылось его глазам: над озером мрак расступился,
обнажив широкий овал тускло-серого неба.
Почти черная вода застыла в полном безмолвии, только над поверхностью
мерцал слабый свет, напоминая бесконечно тонкую кожу или мельчайший слой
пыли. Верагут взглянул на часы: скоро час ночи. Он открыл боковую дверь,
ведущую в его комнаты, зажег свечу, быстро разделся, вышел нагишом во двор,
медленно спустился по широким каменным ступеням к озеру и вошел в воду,
которая небольшими плавными кругами поблескивала у его колен. Он нырнул,
проплыл немного, удаляясь от берега, но внезапно почувствовал усталость
после необычно проведенного вечера, вернулся назад и совершенно мокрый вошел
в дом...

Герман Гёссе (Hermann Hesse)   
«Росхальде»