Архипелаг ГУЛаг. Том 2 (части 3 и 4)

В самом наинаучнейшем тексте где-то надо
поддержать чей-то ложный авторитет или приоритет, и кого-то обругать за
истину: без этой лжи не выйдет в свет и академический труд. Что ж говорить о
крикливых митингах, о дешевых собраниях в перерыв, где надо голосовать
против собственного мнения, мнимо радоваться тому, что тебя огорчает (новому
займу, снижению производственных расценок, пожертвованиям на какую-нибудь
танковую колонну, обязанности работать в воскресенье или послать детей на
помощь колхозникам) и выражать глубочайший гнев там, где ты совсем не
затронут (какие-нибудь неосязаемые, невидимые насилия в Вест-Индии или в
Парагвае).
Тэнно со стыдом вспоминал в тюрьме, как за две недели до ареста он
читал морякам лекцию: "Сталинская конституция -- самая демократическая в
мире" (разумеется -- ни одного слова искренне).
Нет человека, напечатавшего хоть страницу -- и не солгавшего. Нет
человека, взошедшего на трибуну -- и не солгавшего. Нет человека, ставшего к
микрофону -- и не солгавшего.
Но если б хоть на этом конец! Ведь и далее: всякий разговор с
начальством, всякий разговор в отделе кадров, всякий вообще разговор с
другим совегским человеком требует лжи -- иногда напроломной, иногда
оглядчивой, иногда снисходительно-подтверждающей. И если с глазу на глаз
твой собеседник-дурак сказал тебе, что мы отступаем до Волги, чтоб заманить
Гитлера поглубже, или что колорадского жука нам сбрасывают американцы --
надо согласиться! надо обязательно согласиться! А качок головы вместо кивка
может обойтись тебе переселением на Архипелаг (вспомним посадку ЧульпенЈва,
часть 1, глава 7).
Но и это еще не всЈ: растут твои дети! Если они уже подросли
достаточно, вы с женой не должны говорить при них открыто то, что вы
думаете: ведь их воспитывают быть Павликами Морозовыми, они не дрогнут пойти
на этот подвиг. А если дети ваши еще малы, то надо решить, как верней их
воспитывать: сразу ли выдавать им ложь за правду (чтоб им было легче жить) и
тогда вечно лгать еще и перед ними; или же говорить им правду -- с
опасностью, что они оступятся, прорвутся, и значит тут же втолковывать им,
что правда -- убийственна, что за порогом дома надо лгать, только лгать, вот
как папа с мамой.
Выбор такой, что пожалуй и детей иметь не захочешь.
Ложь как длительная основа жизни. В провинциальный институт преподавать
литературу приезжает из столицы молодая умная всЈ понимающая женщина А. К.
-- но не запятнана еЈ анкета и новенький кандидатский диплом. На своЈм
главном курсе она видит единственную партийную студентку -- и решает, что
именно та здесь будет стукачка. (Кто-то на курсе обязательно должен стучать,
в этом А. К. уверена.) И она решает играть с этой партийной студенткой в
милость и близость.

Страницы: (420) :  <<  ... 397398399400401402403404405406407408409410411412 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Молодые, окружив Иону, лопотали, как птицы, и все время
смеялись, так что Иона совсем запутался и расстроился, тоскливо думал о
чашках и многозначительно подмигивал Дуньке на голого. У той щеки готовы
были лопнуть при виде разноногого. А тут еще Цезарь, как на грех, явился
откуда-то и всех пропустил беспрепятственно, а на голого залаял с
особенной хриплой, старческой злобой, давясь и кашляя. Потом завыл -
истошно, мучительно.
"Тьфу, окаянный, - злобно и растерянно думал Иона, косясь на незваного
гостя, - принесла нелегкая. И чего Цезарь воет. Ежели кто помрет, то уж
пущай этот голый".
Пришлось Цезаря съездить по ребрам ключами, потому что вслед за толпой
шли отдельно пятеро хороших посетителей. Дама с толстым животом,
раздраженная и красная из-за голого. При ней девочка-подросток с
заплетенными длинными косами. Бритый высокий господин с дамой красивой и
подкрашенной и пожилой богатый господин-иностранец, в золотых очках
колесами, широком светлом пальто, с тростью. Цезарь с голого перекинулся
на хороших посетителей и с тоской в мутных старческих глазах сперва залаял
на зеленый зонтик дамы, а потом взвыл на иностранца так, что тот
побледнел, попятился и проворчал что-то на не известном никому языке.
Иона не вытерпел и так угостил Цезаря, что тот оборвал вой, заскулил и
пропал.


- Ноги о половичок вытирайте, - сказал Иона, и лицо у него стало
суровое и торжественное, как всегда, когда он входил во дворец. Дуньке
шепнул: "Посматривай, Дунь..." - и отпер тяжелым ключом стеклянную дверь с
террасы. Белые Боги на балюстраде приветливо посмотрели на гостей.
Те стали подыматься по белой лестнице, устланной малиновым ковром,
притянутым золотыми прутьями. Голый оказался впереди всех, рядом с Ионой,
и шел, гордо попирая босыми ступнями пушистые ступени.
Вечерний свет, смягченный тонкими белыми шторами, сочился наверху через
большие стекла за колоннами...

Булгаков Михаил Афанасьевич   
«Ханский огонь»