Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Я вспомнил: у старого беглеца Григория Кудла был
такой клич: махмадера! (Это значит: уговоры окончены, бери!) Так с Колей и
договорились: скажу "махмадера"!
В темноте тихо подкрались к юрте. Есть колодец! Но нет ведра. Невдалеке
коновязь, оседланная лошадь стоит. Заглянули в щель двери. Там, при коптилке
казах и казашка, дети. Стучим. Вошли. Говорю: "Салам!" А у самого перед
глазами круги, как бы не упасть. Внутри -- круглый низкий стол (еще ниже
нашего модерна) для бешбармака. Вокруг юрты -- лавочки, покрытые кошмой.
Большой кованный сундук.
Казах пробурчал что-то в ответ, смотрит исподлобья, не рад. Я для
важности (да и силы надо сохранить) сел, положил портфель на стол. "Я --
начальник геолого-разведочной партии, а то мой шофЈр. Машина в степи
осталась, с людьми, километров пять-семь отсюда: протекает радиатор, ушла
вода. И сами уж мы третьи сутки не евши, голодные. Пить-есть нам дай,
аксакал. И -- что посоветуешь делать?"
Но казах щурится, пить-есть не предлагает. Спрашивает: "А как памилий,
начальник?"
ВсЈ у меня было приготовлено, но голова гудит, забыл. Отвечаю: "Иванов.
-- (Глупо, конечно.) -- Ну, так продай продуктов, аксакал!" -- "Нет. К
соседу иди". -- "Далеко?" -- "Два километра".
Я сижу с осанкой, а Коля тем временем не выдержал, взял со стола
лепешку и пытается жевать, но видно трудно у него идЈт. И вдруг казах берет
кнут -- короткая ручка, а длинная кожаная плеть -- и замахивается на Жданка.
Я подымаюсь: "Эх вы, люди! Вот ваше гостеприимство!" А казах ручкой кнута
тычет Жданка в спину, гонит из юрты. Я командую: "Махмадера!" Нож достаю и
казаху: "В угол! Ложись!" Казах бросился за полог. Я за ним: может, там у
него ружьЈ, сейчас выстрелит? А он шлепнулся на постель, кричит: "ВсЈ бери!
Ничего не скажу!" Ах ты, сука! Зачем мне твоЈ "всЈ"? Почему ты мне раньше не
дал то немного, что я просил?
Коле: "Шмон!" Сам стою с ножом у двери. Казашка визжит, дети заплакали.
"Скажи жене -- никого не тронем. Нам надо -- есть. Мясо -- бар?" -- "Йок"!
-- руками разводит. А Коля шурует по юрте и уже тащит из клетушки вяленого
барана. "Что же ты врал?!" Тащит Коля и таз, а в нЈм -- баурсаки -- куски
теста, проваренные в жиру. Тут я разобрался: на столе в пиалах стоит кумыс!
Выпили с Колей. С каждым глотком просто жизнь возвращается! Что за напиток!
Голова закружилась, но от опьянения как-то легко, силы прибавляются. Коля во
вкус вошЈл. Деньги мне протягивает. Оказалось двадцать восемь рублей. В
заначке где-нибудь у него не столько. Барана валим в мешок, в другой сыпем
баурсаки, лепЈшки, конфеты какие-то, подушечки грязные. Тащит Коля еще и
миску с бараньими выжарками. Нож! -- вот он-то нам нужен. Ничего стараемся
не забыть: ложки деревянные, соль. Мешок я уношу. Возвращаюсь, беру ведро с
водой.

Страницы: (377) :  <<  ... 103104105106107108109110111112113114115116117118 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Все ее движения быстры, их угловатость смягчается природной
грацией. Грация эта в ней именно от природы, а не от породы. Она умна,
находчива, в ней много здравого смысла и даже - грубости, которая опять-таки
смягчается только обаянием ее жизненного облика. Женщина она до мозга
костей, и этим, конечно, ограничен диапазон ее движений, поступков, поз,
мыслей; несмотря на широту ее размаха, она всегда обречена бросаться от
ястребиной зоркости - в кошачью мягкость. Мы застаем ее женщиной, а не
девушкой, это смягчило в ней последние углы, сделало ее всю расцветшей,
_налившейся_, как сказал Флобер про одну из своих героинь. В Изоре так много
звериного, темного, что все то новое, что неудержимо плывет на нее, что,
помимо воли, ее обуревает, - потрясает ее всю, даже физически, бросает ей
кровь в щеки, доводит до припадков гнева, ярости, до обмороков. Но при всем
этом, - Изора - такой тонкий и благородный инструмент, созданный из такого
безупречно-чистого и восприимчивого металла, что самый отдаленный зов
отзывается в ней. Из всех обывателей замка Изора одна - чужая, приезжая, и
потому - без всякой квадратности.
Конечно, такая женщина не могла привязаться к старому и неуклюжему
мужлану, каким был граф Арчимбаут. И он, когда первое увлечение прошло,
нашел жену слишком беспокойной и предоставил ей полную свободу, заботясь
только об одном: чтобы не пострадала его честь, а на остальное смотрел
сквозь пальцы; для надзора за женой Граф приставил к Изоре - Алису, которая
стала ее наперсницей, за неимением лучшей.
Алиса, в противоположность Изоре - глубочайшая плебейка, кофейница, как
теперь бы сказали мы. Она - осторожна, ничем не брезгует: старый капеллан
так капеллан, если нельзя залучить молодого Алискана.
Алискан состоит при Изоре в качестве пажа. Этот молодой человек с
пушком на губе очень красив собой, строен, гибок и изящен. Он - сын богатых
помещиков, дружественных Арчимбауту и отдавших своего сына на воспитание в
его замок. Ходит с лютней, мечтательно рассеянный (когда ему не интересно),
говорит жирным голосом...

Блок Александр Александрович   
«Из объяснительной записки для Художественного театра»