Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Пошли за ней -- отпрыгивает,
вырывается; схватил Коля за гриву -- потащила, упал. Распутала передние ноги
-- и теперь еЈ уже не взять. Три часа ловили -- измучились, загоняли еЈ в
развалины, накидывали петлю из ремней, так и не далась. Губы кусали от
жалости, а пришлось бросить. Осталась нам уздечка, да кнут.
Поели, выпили последнюю воду. Взвалили на себя мешки с пищей, пустое
ведро. Пошли. Сегодня силы есть.
Следующее утро застало нас так, что пришлось спрятаться в кустах и
недалеко от дороги. Место неважное, могут заметить. Протарахтела телега. Не
спали еще и этот день.
С концом восьмых суток пошли опять. Шли сколько-то -- и вдруг под
ногами мягкая земля: здесь было пахано. ИдЈм дальше -- фары автомобилей по
дорогам. Осторожно!
В облаках -- молодая луна. Опять вымерший разрушенный казахский аул. А
дальше -- огоньки села, и доносится оттуда к нам

Распрягайте, хлопцы, коней!..

Мешки положили в развалинах, а с ведром и с портфелем пошли к селу.
Ножи в карманах. Вот и первый дом -- поросЈнок хрюкает. Попался бы ты нам в
степи! Навстречу едет парень на велосипеде. "Слушай, браток, у нас тут
машина, зерно везЈм, где б нам воды, радиатор залить?" Парень слез, повЈл
нас, показал. На околице -- чай, наверно, скот из него пьет. Зачерпнули
ведро, несЈм, не пьЈм. Разошлись с парнем, тогда сели -- и пить, пить.
Полведра сразу выпили (сегодня особенно пить хотелось, потому что сыты).
Как будто тянет прохладой. И под ногами -- трава настоящая. Должна быть
река! Нужно реку искать. ИдЈм, ищем. Трава выше, кусты. Ива! -- а она всегда
около воды. Камыш! И вода!!.. наверно, затон Иртыша. Ну, теперь плескаться,
мыться! Двухметровый камыш! Утки выпархивают из-под ног. Приволье! Здесь мы
не пропадЈм!
И вот когда, за восемь суток первый раз желудок обнаружил, что он
работает. После восьми суток бездействия -- какие же это мучения! Вот такие,
наверно, и роды...
А потом опять к заброшенному аулу. Развели там костЈер между стен,
варили вяленую баранину. Надо бы тратить эту ночь на движение, но хочется
есть и есть, ненасытимо. До того наелись, что двигаться трудно. И довольные,
пошли искать Иртыш. Чего не было восемь суток, то случилось теперь на
развилке -- спор. Я говорю -- направо, Жданок -- налево. Я чувствую точно,
что направо, а он не хочет слушаться. Вот еще какая опасность ждЈт беглецов
-- размолвка. В побеге обязательно за кем-нибудь должно быть решительное
слово. Иначе беда. Чтоб настоять на своЈм, я пошЈл направо. Прошел метров
сто, шагов сзади не слышно. Душа болит. Ведь расставаться нельзя. Присел у
стога, смотрю назад... ИдЈт Коля! Обнял его. Пошли рядом, как ни в чем не
бывало.
Больше кустов, больше прохлады. Подошли к обрыву. Внизу плещет, журчит
и влажно дышит на нас Иртыш.

Страницы: (377) :  <<  ... 105106107108109110111112113114115116117118119120 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Я хотел шутливо извиниться, что я без пиджака, но она
сухо посмотрела на меня и спросила:
- Сколько вы можете заплатить?
Я опять ответил с деланной беспечностью:
- Успеем еще сговорится! Выпьем прежде чайку.
- Нет, - сказала она, хмурясь, - я должна знать условия. Я меньше трех
рублей не беру.
- Три так три, - сказал я с той же глупой беспечностью.
- Вы шутите? - спросила она строго.
- Нисколько, - ответил я, думая: "Напою се чаем, дам три рубля и
выпровожу с богом".
Она вздохнула и, закрыв глаза, откинула голову на отвал дивана. Я
подумал, глядя на ее бескровные, сиреневые губы, что она, верно, голодна,
подал ей чашку чаю и тарелку с булкой, сел на диван тронул ее за руку:
- Кушайте, пожалуйста.
Она открыла глаза и молча стала пить и есть. Я пристально смотрел на ее
загорелые руки и строго опущенные темные ресницы, думая, что дело все больше
принимает нелепый оборот, и спросил:
- Вы здешняя?
Она помотала головой, запивая булку:
- Нет, дальняя...
И опять замолчала. Потом стряхнула с колен крошки и вдруг встала, не
глядя на меня:
- Я пойду раздеваться.
Это было неожиданнее всего, я хотел что-то сказать, но она повелительно
перебила меня:
- Затворите дверь на ключ и опустите шторы на окнах. И пошла за
перегородку.
Я с бессознательной покорностью и поспешностью опустил шторы, за
которыми продолжали все шире сверкать молнии, будто стараясь поглубже
заглянуть в комнату, и все настойчивее катились сотрясающиеся гулы, повернул
в прихожей дверной ключ, не понимая, зачем я все это делаю, и уже хотел было
войти к ней с притворным смехом, перевести все в шутку или соврать, что у
меня страшно разболелась голова, но она громко сказала из-за перегородки:
- Идите...
И я опять бессознательно повиновался, вошел за перегородку и увидел ее
уже в постели: она лежала, натянув одеяло до подбородка, дико смотрела на
меня совершенно почерневшими глазами и сжимала постукивающие зубы...

Бунин Иван Алексеевич   
«Три рубля»