Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Забастовка-голодовка, не подготовленная, не конченная даже замыслом как
следует, теперь началась надоумком, без центра, без сигнализации.
В других потом лагерях, где овладевали продскладом, а на работу не шли,
получалось конечно умней. У нас -- хоть и не умно, но внушительно: три
тысячи человек сразу оттолкнули и хлеб, и работу.
Утром ни одна бригада не послала человека в хлеборезку. Ни одна бригада
не пошла в столовую к уже готовой баланде и каше. Надзиратели ничего не
понимали: второй, третий, четвертый раз они бойко заходили в бараки звать
нас, потом грозно -- нас выгонять, потом мягко -- нас приглашать: только
пока в столовую за хлебом, а о разводе и речи не было.
Но никто не шЈл. Все лежали одетые, обутые и молчали. Лишь нам,
бригадирам (я в этот горячий год стал бригадиром) доставалось что-то
отвечать, потому что говорили надзиратели всЈ нам. Мы тоже лежали и
бормотали от изголовий:
-- Ничего не выйдет, начальник...
И это тихое единое неповиновение власти -- никому никогда ничего не
прощавшей власти, упорное неподчинение, растянутое во времени, казалось
страшнее, чем бегать и орать под пулями.
Наконец, уговаривание прекратилось, и бараки заперли.
В наступившие дни из бараков выходили только дневальные: выносили
параши, вносили питьевую воду и уголь. Лишь тем, кто лежал при санчасти,
разрешено было обществом не голодать. И только врачам и санитарам --
работать. Кухня сварила раз -- вылила, еще сварила -- еще вылила, и
перестала варить. Придурки в первый день, кажется, показались начальству,
объяснили, что никак им нельзя -- и ушли.
И больше нельзя было хозяевам увидеть нас и заглянуть в наши души. ЛЈг
ров между надсмотрщиками -- и рабами!
Этих трЈх суток нашей жизни никому из участников не забыть никогда. Мы
не видели своих товарищей в других бараках и не видели непогребЈнных трупов,
лежавших там. Но стальной связью мы все были соединены через опустевшую
лагерную зону.
Голодовку объявили не сытые люди с запасами подкожного жира, а
жилистые, истощЈнные, много лет каждодневно гонимые голодом, с трудом
достигшие некоторого равновесия в своЈм теле, от лишения одной стограммовки
уже испытывающие расстройство. И доходяги голодали равно со всеми, хотя три
дня голода необратимо могли опрокинуть их в смерть. Еда, от которой мы
отказались, которую считали всегда нищенской, теперь во взбудораженном
голодном сне представлялась озЈрами насыщения.
Голодовку объявили люди, десятилетиями воспитанные на волчьем законе:
"умри ты сегодня, а я завтра!" И вот они переродились, вылезли из вонючего
своего болота, и согласились лучше умереть все сегодня, чем еще и завтра так
жить.
В комнатах бараков установилось какое-то торжественно-любовное
отношение друг к другу.

Страницы: (377) :  <<  ... 167168169170171172173174175176177178179180181182 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Народ безмолвствует. В толпе
действуют комиссии, прохаживаются детективы.

РУБИ-КИРЯЙ (отважно). Произвол! Его уводят.
МСЬЕ ДВУРОЖКО (вытирая руки о рубаху Самарского). Я так и знал. Когда я
увидел его в первый раз, я сразу понял, что мы его растерзаем.
ЛАЗАРЕНКО (вытирая руки о рубаху мсье Двурожко). А все-таки жалко
парня.
САМАРСКИЙ. Здесь не место либерализму (помахивает топором). Кто
следующий?

Народ молча расходится.

Занавес


Комментарии

Одноактная пьеса. Написана во время учебы на Высших литературных курсах
в Москве в 1966-1967 гг. О факте существования этого произведения, об
описываемых событиях и действующих лицах пьесы рассказал в письме к В.
Шугаеву сокурсник Вампилова, имя которого, к сожалению, установить не
удалось. Его письмо датировано 26 декабря 1977 г.:

"Слава!
Шлю тебе Саши Вампилова вещичку. Написана она им в 66 году, когда мы
вместе учились на ВЛК. Было у нас собрание, на котором мы взяли да и
исключили с ВЛК Мишаткина Юру. Он живет сейчас в Волгограде. Теперь уже
трудно восстановить, что послужило причиной. В общем-то какая-то ерунда,
что-то действительно было связано с женщинами. Вроде бы он где-то что-то про
кого-то болтанул. Все вошли в раж, и кончилось это его исключением. Теперь
все мы с сожалением вспоминаем про это дурацкое собрание. А Саша сразу же
сочинил вот эту пьеску. Почему она оказалась у меня и не первый экземпляр, я
тоже уже не помню. Впрочем, я собирал всякие эпиграммы и шаржи за те два
года и вот недавно полез в архив и вдруг обнаружил Сашино сочинение. Я знаю,
есть комиссия по наследству, но кто в ней - не знаю. Думаю, что ты больше
меня знаешь в этом. Вот и шлю ее, эту вещь, в комиссию.
Мишайкин - Мишаткин Юра. Самарский - Евг. Астахов из Куйбышева.
Лазаренко - Вл. Лазарев из Тулы. Двурожко - Вал. Рожка из Кишинева.
Руби-Киряй - Кутби-Киром из Душанбе. Лариса-Антуанетта - Лар...

Вампилов Александр Валентинович   
«Процесс»