Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Хлебунов передал тяжЈлую весть: за китайской стеной 2-й лагпункт,
украинский, не поддержал нас. И вчера и сегодня украинцы выходили на работу
как ни в чЈм не бывало. Сомнений не было, что они получили наши записки и
слышат двухдневную нашу тишину, и с башенного крана строительства видят
двухдневное наше безлюдье после ночной стрельбы, не встречают в поле наших
колонн. И тем не менее -- они нас не поддержали!.. (Как мы узнали потом,
молодые парни, их вожаки, еще не искушЈнные в настоящей политике, рассудили,
что у Украины -- судьба своя, от москалей отдельная. Так ретиво начав, они
теперь отступались от нас.) Нас было, значит, не пять тысяч, а только три.
И вторую ночь, третье утро и третий день голод рвал нам желудок
когтями.
Но когда чекисты, еще более многочисленные, на третье утро снова
вызвали бригадиров в сени, и мы опять пошли и стали, неохотливые,
непроницаемые, воротя морды, -- решение общее было: не уступать! Уже у нас
появилась инерция борьбы.
И хозяева только придали нам силы. Новоприехавший чин сказал так:
-- Управление Песчаного лагеря просит заключЈнных принять пищу.
Управление примет все жалобы. Оно разберет и устранит причины конфликта
между администрацией и заключЈнными.
Не изменили нам уши? Нас просят принять пищу! -- а о работе даже ни
слова. Мы штурмовали тюрьму, били стЈкла и фонари, с ножами гонялись за
надзирателями, и это, оказывается, не бунт совсем -- а конфликт между! --
между равными сторонами -- администрацией и заключЈнными!
Достаточно было только на два дня и две ночи нам объединиться -- и как
же наши душевладельцы изменили тон! никогда за всю жизнь, не только
арестантами, но вольными, но членами профсоюза не слышали мы от хозяев таких
елейных речей!
Однако, мы молча стали расходиться -- ведь решить-то никто не мог
здесь. И пообещать решить -- тоже никто не мог. Бригадиры ушли, не подняв
голов, не обернувшись, хотя начальник ОЛПа по фамилии окликал нас.
То был наш ответ.
И барак заперся.
Снаружи он казался хозяевам таким же немым и неуступчивым. Но внутри по
секциям началось буйное обсуждение. Слишком был велик соблазн! Мягкость тона
тронула неприхотливых зэков больше всяких угроз. Появились голоса --
уступить. Чего большего мы могли достигнуть в самом деле?..
Мы устали! Мы хотели есть! Тот таинственный закон, который спаял наши
чувства и нЈс их вверх, теперь затрепетал крыльями и стал оседать.
Но открылись такие рты, которые были стиснуты десятилетиями, которые
молчали всю жизнь -- и промолчали бы еЈ до смерти. Их слушали, конечно, и
недобитые стукачи. Эти призывы позвончавшего, на несколько минут обретЈнного
голоса (в нашей комнате -- Дмитрий Панин), должны были окупиться потом новым
сроком, петлЈй на задрожавшее от свободы горло.

Страницы: (377) :  <<  ... 170171172173174175176177178179180181182183184185 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Как оспой, ямами копыт
Изрыты пастбища и долы.

Немолчный топот, громкий стон,
Визжат тачанки и телеги.
Ужель я сплю и вижу сон,
Что с копьями со всех сторон
Нас окружают печенеги?
Не сон, не сон, я вижу въявь,
Ничем не усыпленным взглядом,
Как, лошадей пуская вплавь,
Отряды скачут за отрядом.
Куда они? И где война?
Степная водь не внемлет слову.
Не знаю, светит ли луна
Иль всадник обронил подкову?
Все спуталось...

Но понял взор:
Страну родную в край из края,
Огнем и саблями сверкая,
Междоусобный рвет раздор.
. . . . . . . . . . . . . . .

Россия -
Страшный, чудный звон.
В деревьях березь, в цветь - подснежник.
Откуда закатился он,
Тебя встревоживший мятежник?
Суровый гений! Он меня
Влечет не по своей фигуре.
Он не садился на коня
И не летел навстречу буре.
Сплеча голов он не рубил,
Не обращал в побег пехоту.
Одно в убийстве он любил -
Перепелиную охоту.

Для нас условен стал герой,
Мы любим тех, что в черных масках,
А он с сопливой детворой
Зимой катался на салазках.
И не носил он тех волос,
Что льют успех на женщин томных, -
Он с лысиною, как поднос,
Глядел скромней из самых скромных.
Застенчивый, простой и милый,
Он вроде сфинкса предо мной.
Я не пойму, какою силой
Сумел потрясть он шар земной?
Но он потряс...
Шуми и вей!
Крути свирепей, непогода,
Смывай с несчастного народа
Позор острогов и церквей.
. . . . . . . . . . . . . . .

Была пора жестоких лет,
Нас пестовали злые лапы.
На поприще крестьянских бед
Цвели имперские сатрапы...

Есенин Сергей Александрович   
«Ленин»