Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Еще в марте 1943-го в лагере
военнопленных под Харьковом читали листовки о власовском движении (мнимом)
-- и 730 о ф и ц е р о в подписали обращение о вступлении в русскую
освободительную армию -- это с опытом двух полных лет войны, многие -- герои
сталинградской битвы, среди них комнадиры дивизий, комиссары полков! --
притом лагерь был очень сытый, не голодное отчаяние влекло их на подписи.
(Но характерно для немецкой тупости: из 730 подписавших 722 так никогда до
конца войны не были освобождены из лагеря и не привлечены к действию.) Даже
в 1943 году за отступающей немецкой армией вереницами тянулись из советских
областей десятки тысяч беженцев -- только б не остаться под коммунизмом.
Возьму на себя сказать: да ничего бы не стоил наш народ, был бы народом
безнадЈжных холопов, если б в эту войну упустил хоть издали потрясти
винтовкой сталинскому правительству, упустил бы хоть замахнуться да
матюгнуться на Отца родного. У немцев был генеральский заговор -- а у нас?
Наши генеральские верхи были (и остались посегодня) ничтожны, растлены
партийной идеологией и корыстью и не сохранили в себе национального духа,
как это бывает в других странах. И только н и з ы солдатско-мужицко-казацкие
замахнулись и ударили. Это были сплошь -- н и з ы, там исчезающе мало было
участие бывшего дворянства из эмиграции или бывших богатых слоЈв, или
интеллигенции. И если бы дан был этому движению свободный размах, как он
потЈк с первых недель войны -- то это стало бы некой новой ПугачЈвщиной: по
широте и уровню захваченных слоЈв, по поддержке населения, по казачьему
участию, по духу -- рассчитаться с вельможными злодеями, по стихийности
напора при слабости руководства. Во всяком случае, движение это было куда
более народным, простонародным, чем всЈ интеллигентское "освободительное
движение" с начала ХХ века и до февраля 17 г. с его мнимо-народными целями и
с его октябрьскими плодами. Но не суждено было ему развернуться, а погибнуть
позорно с клеймом: и з м е н а священной нашей Родине!
Потеряли мы вкус к социальным объяснениям событий, это у нас --
переверташка, когда как выгодно. А дружеский пакт с Риббентропом и Гитлером?
А хорохоренье молотовское и ворошиловское перед войною? И потом --
оглушительная бездарность, неготовность, неумение (и трусливое бегство
правительства из Москвы), и по полмиллиона войск, оставляемых в котлах --
э т о н е и з м е н а Р о д и н е? Не с бо'льшими последствиями? Почему
же э т и х изменников мы так бережем в квартирах на улице Грановского?
О-о, долга'! долга'! долга та скамья, на которой расселись бы в с е
палачи и в с е предатели нашего народа, если б сажать их от самых... и до
самых...
На неудобное у нас не отвечают. Умалчивают.

Страницы: (377) :  <<  ... 11121314151617181920212223242526 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Тогда Кэт
с легким колебанием обернулась лицом к холмам Сан-Франциско и сказала
вполголоса, ни и кому не обращаясь:
- Никогда больше я не ступлю на сушу.
- Прошу тебя, не говори так!
- О, да, - настаивала она тихо. - Это будет очень долгое путешествие.


И на миг он почувствовал только сильный скрип корабля, как будто
судьба вернулась во сне.


- Почему ты сказала это? - спросил он. - Это нелепо.
Кэт прошла вперед и ступила на корабль.
Отплыли они той же ночью от Южного острова: молодой муж, похожий
медлительностью на черепаху, и молодая жена, подвижная, как саламандра,
что танцует в огненной печи камбуза в августовские жаркие вечера.
Потом, в середине плаванья, над кораблем опустился штиль, подобно
огромному теплому дуновению, что испускает парус в печальном, но спокойном
вздохе.
А может быть, это был вздох его или Кэт, которая поднялась на палубу,
чтобы послушать.
Но ни одна мышь не пискнула среди канатов, ни единого звука не
издавали паруса, и ни разу по палубе не шлепнула босая нога. Видно,
корабль был околдован. Наверное, поднимающаяся Луна изрекла свою
серебряную мысль - "покой".
Моряки, окаменевшие на своих местах от заклинания, не обернулись,
когда капитан и его жена отошли от релинга, потому что настоящее
превратилось в вечность.
Тогда, как бы прочитав будущее в зеркале, пленившем корабль, она
жарко воскликнула:
- Никогда не было более красивой ночи, не было двух более счастливых
душ на лучшем, чем этот, корабле. О, мы можем оставаться тут тысячу лет,
настолько это прекрасно. Это наш собственный мир, в котором мы сами
создаем правила и живем, повинуясь им. Обещай, что никогда не позволишь
себе умереть.
- Никогда, - ответил он. - Но почему ты говоришь это?
- И меня заставь поверить в это.
Тогда он вспомнил и рассказал ей легенду, в которой говорилось об
одной умной и красивой женщине, которую стали ревновать боги...

Рэй Брэдбери (Ray Bradbury)   
«Рассказы (Часть 5)»