Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Не спуская с зоны глаз -- солдатских с вышек,
надзирательских оттуда же (надзиратели, как знающие зэков в лицо, должны
были опознавать и запоминать, кто что делает) и даже глаз лЈтчиков (может
быть, с фотосъЈмкой) -- генералы с огорчением должны были заключить, что в
зоне нет резни, нет погрома, нет насилий, лагерь сам собой не разваливается,
и повода нет вести войска на выручку.
Лагерь -- стоял, и переговоры меняли характер. Золотопогонники в разных
сочетаниях продолжали ходить в зону для убеждения и бесед. Их всех
пропускали, но приходилось им для этого брать в руки белые флаги, а после
вахты хоздвора, главного теперь входа в лагерь, перед баррикадой, сносить
обыск, когда какая-нибудь украинская дивчина в телогрейке охлопывала
генеральские карманы, нет ли там пистолета или гранат. Зато штаб мятежников
гарантировал им личную безопасность!..
Генералов проводили там, где можно (конечно, не по секретной зоне
хоздвора), и давали им разговаривать с зэками и собирали для них большие
собрания по лагпунктам. Блеща погонами, хозяева и тут рассаживались в
президиумах -- как раньше, как ни в чЈм не бывало.
Арестанты выпускали ораторов. Но как трудно было говорить! -- не только
потому, что каждый писал себе этой речью будущий приговор, но и потому, что
слишком разошлись знания жизни и представления об истине у серых и голубых,
и почти ничем уже нельзя было пронять и просветить эти дородные
благополучные туши, эти лоснящиеся дынные головы. Кажется, очень их
рассердил старый ленинградский рабочий, коммунист и участник революции. Он
спрашивал их, что будет за коммунизм, если офицеры пасутся на хоздворе, из
ворованного с обогатительной фабрики свинца заставляют делать себе дробь для
браконьерства; если огороды им копают заключЈнные; если для начальника
лагпункта, когда он моется в бане, расстилаются ковры и играет оркестр.
Чтоб меньше было такого бестолкового крику, эти собеседования принимали
и вид прямых переговоров по высокому дипломатическому образцу: в июне как-то
поставили в женской зоне долгий столовский стол и по одну сторону на скамье
расселись золотопогонники, а позади них стали допущенные для охраны
автоматчики. По другую сторону стола сели члены Комиссии, и тоже была охрана
-- очень серьЈзно стояла она с саблями, пиками и рогатками. А дальше
подталпливались зэки -- слушать толковище, и подкрикивали. (И стол не был
без угощений! -- из теплиц хоздвора принесли свежие огурцы, с кухни -- квас.
Золотопогонники грызли огурцы, не стесняясь...

Страницы: (377) :  <<  ... 203204205206207208209210211212213214215216217218 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... На пари рисовал Молотова за десять секунд.
Причем рисовал с завязанными глазами.
Потом Молотова сняли. Лева пытался рисовать Хрущева, но тщетно. Черты
зажиточного крестьянина оказались ему не по силам.
Такая же история произошла с Брежневым. Физиономия оперного певца не
давалась Баранову. И тогда Лева с горя превратился в абстракциониста. Стал
рисовать цветные пятна, линии и завитушки. К тому же начал пить и
дебоширить.
Соседи жаловались на Леву участковому милиционеру:
- Пьет, дебоширит, занимается каким-то абстрактным цинизмом...
В результате Лева эмигрировал, сел за баранку и успокоился. В свободные
минуты он изображает Рейгана на лошади.
Еселевский был в Киеве преподавателем марксизма-ленинизма. Защитил
кандидатскую диссертацию. Готовился стать доктором наук.
Как-то раз он познакомился с болгарским ученым. Тот пригласил его на
конференцию в Софию. Однако визы Еселевскому не дали. Видимо, не хотели
посылать за границу еврея.
У Еселевского первый раз в жизни испортилось настроение. Он сказал:
- Ах, вот как?! Тогда я уеду в Америку!
И уехал.
На Западе Еселевский окончательно разочаровался в марксизме. Начал
публиковать в эмигрантских газетах запальчивые статьи. Но затем, он
разочаровался и в эмигрантских газетах. Ему оставалось только сесть за
баранку...
Что касается Перцовича, то он и в Москве был шофером. Таким образом, в
жизни его мало что изменилось. Правда, зарабатывать он стал гораздо больше.
Да и такси здесь у него было собственное...
Вот идет хозяин фотоателье Евсей Рубинчик. Девять лет назад он купил
свое предприятие. С тех пор выплачивает долги. Оставшиеся деньги уходят на
приобретение современной техники.
Десятый год Евсей питается макаронами. Десятый год таскает он армейские
ботинки на литой резине. Десятый год его жена мечтает побывать в кино.
Десятый год Евсей утешает жену мыслью о том, что бизнес достанется сыну.
Долги к этому времени будут выплачены. Зато - напоминаю я ему - появится
более современная техника...

Довлатов Сергей Донатович   
«Иностранка»