Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Или боялись насмешки больше, чем будущей смерти.
-- Товарищи! -- уверенно говорил статный Кузнецов, будто знал он много
тайн и все тайны были за арестантов.
-- У нас есть средства огневой защиты, и пятьдесят процентов от наших
потерь будут и у противника!
И так еще он говорил:
-- Даже гибель наша не будет бесплодной!
(В этом он был совершенно прав. И на него тоже действовала та общая
температура.)
И когда голосовали -- держаться ли? -- большинство голосовало за.
Тогда Слученков многозначительно угрожал:
-- Смотрите же! С теми, кто остается в наших рядах и захочет сдаться,
мы разделаемся за пять минут до сдачи!
Однажды внешнее радио объявило "приказ по ГУЛагу": за отказ от работы,
за саботаж, за... за... за... кенгирское лаготделение Степлага
расформировать и отправить в Магадан. (ГУЛагу явно не хватало места на
планете. А те, кто и без того посланы в Магадан -- за что те?) Последний
срок выхода на работу...
Но прошел и этот последний срок, и всЈ оставалось так же.
ВсЈ оставалось так же, и вся фантастичность, вся сновиденность этой
невозможной, небывалой, повиснувшей в пустоте жизни восьми тысяч человек
только еще более разила от аккуратной жизни лагеря: пища три раза в день;
баня в срок; прачечная, смена белья; парикмахерская; швейная и сапожная
мастерские. Даже примирительные суды для спорящих. И даже... освобождение на
волю!
Да. Внешнее радио иногда вызывало освобождающихся; это были или
иностранцы одной и той же нации, чья страна заслужила собрать своих вместе,
или кому подошЈл (или якобы подошЈл?..) конец срока. Может быть, таким
образом Управление и брало "языков" -- без надзирательской веревки с
крючками? Комиссия заседала, но проверить не могла и отпускала всех.
Почему тянулось это время? Чего могли ждать хозяева? Конца продуктов?
Но они знали, что протянется долго. Считались с мнением посЈлка? Можно было
быстрей. (Правда, потом-то узнали, что за это время из-под Куйбышева
выписали полк "особого назначения", то бишь, карательный. Ведь это не всякий
и умеет.) Согласовывали подавление наверху? И как высоко? Нам не узнать,
какого числа и какая инстанция приняла это постановление.
Несколько раз вдруг раскрывались внешние ворота хоздвора -- для того
ли, чтобы проверить готовность защитников? Дежурный пикет объявлял тревогу,
и взводы высыпали навстречу. Но в зону не шЈл никто.
Вся разведка защитников лагеря была -- дозорные на крышах бараков. И
только то, что доступно было увидеть с крыш через забор, было основанием для
предвидения.
В середине июня в поселке появилось много тракторов. Они работали или
что-нибудь перетягивали около зоны. Они стали работать даже по ночам. Эта
ночная работа тракторов была непонятна.

Страницы: (377) :  <<  ... 214215216217218219220221222223224225226227228229 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
-- И вы думаете, что со временем все женщины будут ученые?
-- Со временем, конечно. Взять пример с нашего быта и
деревенского: вы знаете, например, как теперь в деревне ценится
жених, какое, пользуясь нашим временем, он заламывает приданое
с невесты.
-- Но как же и быть без приданого?
-- Как быть? вот у меня пустая комната, привожу к себе жену
и говорю: будем жить, как я живу, так и ты...
-- Вам хорошо, у вас пустая комната, и, так сказать, голова,
а ежели изба, хомуты и прочее, а женщина у печи и на скотный
двор ходит, и я всякую вещь должен завести для совместной
жизни, то как же я стану на хозяйство без приданого?
С этого момента я стал решительно на защиту хозяйственного
быта в избе с вещами, с приданым, против жизни головой в пустой
комнате, знаю я это житье -- довольно!
-- А почему? -- резко спросил меня политраб.
Это было совершенно особенное почему, не то обычное научное
в смысле детерминизма, холодное, бесстрастное, а совершенно
такое же, как в Голубиной книге и у детей, источник чего --
моральная или эстетическая и вообще желанная качественность.
Я вооружился терпением ученого и решил, заключив вопрос о
приданом в цепь исторических причин, увести политраба в
бесконечность прошлого и, возвратясь оттуда, вдруг представить
дело в таком виде, что вся совокупность наших знаний о приданом
не даст нам троим -- скорняку, политрабу и мне -- согласно
решить в данный момент, следует брать приданое или не следует.
Я не рассчитал того, что цепь причин бесконечна, и политраб
загонит меня своим "почему" в беспредельность и никогда не даст
возможности вернуться к приданому в настоящий момент. Дело
осложнилось еще и тем, что скорняк понимал нас по-своему,
вмешивался и все перебивал примером из жизни какого-то купца
Василия Ивановича. Я, например, говорю:
-- Когда между враждующими славянскими народами явились
базары, кончаются воинственные набеги за женщинами,
прекращается умыкание жен.
-- А почему? -- спрашивает политраб...

Пришвин Михаил Михайлович   
«Голубиная книга»