Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Наметили их раскулачить -- во всей деревне 15 дворов, а кого-то же
надо! -- приписали небывалый доход от кузницы, непосильно обложили, не
уплачено в срок -- так собирайся в отъезд, кулачьЈ проклятое!
Да у кого был дом кирпичный в ряду бревенчатых, или двухэтажный в ряду
одноэтажных -- вот тот и кулак, собирайся, сволочь, в шестьдесят минут! Не
должно быть в русской деревне домов кирпичных, не должно двухэтажных! Назад,
в пещеру! Топись по-чЈрному! Это наш великий преобразующий замысел, такого
еще в истории не было.
Но главный секрет -- еще не в том. Иногда, кто и лучше жил -- если
быстро вступал в колхоз, оставался дома. А упорный бедняк, кто заявленья не
подавал -- высылался.
Очень важно, это самое важное! Ни в каком не "раскулачивании" было
дело, а в насильственном вгоне в колхоз. Никак иначе, как напугав до смерти,
нельзя было отобрать у крестьян землю, данную революцией, -- и на эту же
землю их же посадить крепостными.
Это была вторая гражданская война -- теперь против крестьян. Это был
Великий Перелом, да, только не говорят -- ч е г о п е р е л о м?
Русского хребта.

___

Нет, согрешили мы на литературу соцреализма -- описано у них
раскулачивание, описано -- и очень гладко, и с большой симпатией, как охота
на лязгающих волков.
Только не описано, как в длинном порядке деревни -- и все заколочены
окна. Как идешь по деревне -- и на крылечке видишь мЈртвую женщину с мЈртвым
ребЈнком на коленях. Или сидящего под забором старика, он просит у тебя
хлеба -- а когда ты идешь назад, он уже завалился мЈртвый.
И такой картины у них не прочтЈм: председатель сельсовета с понятой
учительницей входит в избу, где лежат на полатях старик и старуха (старик
тот прежде чайную держал, ну как не мироед? -- никто ведь не хочет с дороги
горячего чаю!) и трясет наганом: "слезай, тамбовский волк!" Старуха завыла,
и председатель для пущей острастки выпалил в потолок (это очень гулко в избе
получается). В дороге те старики оба умерли.
Уж тем более не прочтем о таком приеме раскулачивания: всех казаков
(донская станица) скликали "на собрание" -- а там окружили с пулемЈтами,
всех забрали и угнали. А уж баб потом выселять ничего не стоило.
Нам опишут и даже в кино покажут целые амбары или ямы зерна, укрытые
мироедами. Нам только не покажут то малое нажитое, то родное и своекожное --
скотинку, двор да кухонную утварь, которую всю покинуть велено плачущей
бабе. (Кто из семьи уцелеет, и извернется схлопотать, и Москва "восстановит"
семью как середняцкую -- уж не найдут они, вернувшись, своего среднего
хозяйства: всЈ растащено активистами и бабами их.)
Нам только тех узелков малых не покажут, с которыми допускают семью на
казЈнную телегу. Мы не узнаем, что в доме Твардовских в лихую минуту не
оказалось ни сала, ни даже печЈного хлеба -- и спас их сосед, Кузьма
многодетный, тоже не богач -- принес на дорогу.

Страницы: (377) :  <<  ... 233234235236237238239240241242243244245246247248 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Околь бурыги, посыпаясь белой пылью, валялся черно-рыжий пестун.
По спине пробежала радостью волнующая дрожь, коленки опустились и задели за валежник.
Медведь, косолапо повернувшись на левую лопатку, глухо рыкнул и, взрыв копну снега, пустился бежать.
"Упустил", - мелькнуло в одурманенной голове, и, кидая бивший в щеки чапыжник, он помчался ему наперескок.
Клубоватой дерюгой на снегу застыли серые следы. Медведь, как бы догадавшись, повернул в левую сторону.
На левой стороне по еланке вспорхнули куропатки, он тряхнул головой и шарахнулся назад, но грянул выстрел, и Филипп, споткнувшись, упал на кочку.
"Упустил-таки", - заколола его проснувшаяся мысль.
С окровавленной головой медведь упал ничком и опять быстро поднялся.
Грянули один за другим еще два выстрела, и тяжелая туша, выпятив язык, задрыгала ногами.
Из кустов, в коротком шубейном пиджаке, с откинутой на затылок папахой, вынырнул высокого роста незнакомец.
Филипп поднял скочившую шапку и робко отодвинул кусты.
Незнакомец удивленно окинул его глазами и застыл в ожидающем молчанье.
Филипп откинул бараний ворот.
- Откулева?
- С Чухлинки.
- Далеконько забрел.
- Да.
Над носом медведя сверкнул нож, и Филипп, склонившись на ружье, с жалостью моргал суженными глазами.
- Я ведь гнал-то.
- Ты?
- Я...
Тяжелый вздох сдул с ворота налет паутинок. Под захряслыми валенками зажевал снег.
- Коли гнал, поделимся.
Филипп молчал и с грустной улыбкой нахлобучивал шапку.
- Скидывай кожух-то?
- Я хотел тебе сказать - не замай.
- А что?
- Тут недалече моя сторожка. Я волков только тудылича бил.
Незнакомец весело закачал головою.
- Так ты, значит, беги за салазками.
- Сейчас сбегаю.
Филипп запахнул кожух и, взяв наперевес ружье, обернулся на коченелого пестуна.
- А как тебя зовут-то?
- Карев, - тихо ответил, запихивая за пояс нож.

Филипп вошел в хату, и в лицо ему пахнуло теплом. Он снял голицы и скинул ружье.
Под иконами ворочался Ваньчок и, охая, опускал под стол голову.
- Блюешь?..
- Брр...

Есенин Сергей Александрович   
«ЯР»