Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

В этом совхозе, вспоминает А. Стотик, двое от
безвыходности повесились.
(Сам этот Стотик, фантазЈр, нисколько не усвоил свой злосчастный опыт
изучения английского языка в Степлаге.3 Оглядевшись в такой ссылке, он
придумал осуществить конституционное право гражданина СССР на...
образование! И подал заявление с просьбой отпустить его в Красноярск
у ч и т ь с я! На этом наглом заявлении, которого, может быть, не знавала
вся страна ссылки, директор совхоза (бывший секретарь райкома) вывел
резолюцию не просто отрицательную, но декларативную: "Никто и никогда не
разрешит Стотику учиться!" -- Однако подвернулся случай: красноярская
пересылка набирала по районам плотников из ссыльных. Стотик, никакой не
плотник, вызвался, поехал, в Красноярске жил в общежитии среди пьяниц и
воров и там стал готовиться к конкурсным экзаменам в Медицинский институт.
Он прошЈл их с высоким баллом. До мандатной комиссии никто в его документах
не разобрался. На мандатной: "Был на фронте... Потом вернулся..." -- и
пересохло горло. "А дальше?" -- "А потом... меня... посадили..." --
выговорил Стотик -- и огрознела комиссия. "Но я отбыл срок! Я вышел! У меня
высокий балл!" -- настаивал Стотик. Тщетно. А был уже -- год падения Берии!)
И чем глубже -- тем хуже, чем глуше -- тем бесправнее. А. Ф. Макеев в
упомянутых записках о Кенгире приводит рассказ "тургайского раба" Александра
Владимировича Полякова о его ссылке между двумя лагерями в Тургайскую
пустыню, на делЈкий отгон. Вся власть была там -- председатель колхоза,
казах, и даже от отеческой комендатуры никто никогда не заглядывал. Жилище
Полякова стало -- в одном сарайчике с овцами, на соломенной подстилке;
обязанности -- быть рабом четырЈх жЈн председателя, управляться с каждой по
хозяйству и до выноса горшков за каждой. И что ж было Полякову делать?
Выехать с отгона, чтобы пожаловаться? Не только не на чем, но это бы значило
-- п о б е г и -- 20 лет каторги. Никого же русского на том отгоне не было.
И прошло несколько месяцев, прежде чем приехал русский фининспектор. Он
изумился рассказу Полякова и взялся передать его письменнную жалобу в район.
За ту жалобу как за гнусную клевету на советскую власть Поляков получил
новый лагерный срок и в 50-е годы счастливо отбывал его в Кенгире. Ему
казалось, что он почти освободился...
И мы еще не уверены, был ли "тургайский раб" самым обездоленным изо
всех ссыльных.
Сказать, что ссылка имеет перед лагерем преимущество устойчивости
жизни, как бы домашности (худо ли, хорошо ли, вот живЈшь здесь -- и будешь
жить, и никаких этапов), -- тоже без оговорок нельзя. Этап не этап, но
необъяснимая неумолимая комендантская переброска, внезапное закрытие пункта
ссылки или целого района всегда может разразиться; вспоминают такие случаи в
разные годы в разных местах.

Страницы: (377) :  <<  ... 249250251252253254255256257258259260261262263264 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Молчащими не будет ночью
И днем он окружен,
Что всё следят, когда заплачет,
Когда издаст он стон, -
Следят, чтоб у тюрьмы не отнял
Тюремной жертвы он.

Он не увидит на рассвете,
Что вот пришла Беда,
Пришел, дрожа, священник в белом,
Как ужас навсегда,
Шериф и комендант, весь в черном,
Чей образ - лик Суда.

Он не наденет торопливо
Свой каторжный наряд,
Меж тем как грубый доктор смотрит,
Чем новым вспыхнул взгляд, -
Держа часы, где осужденья
Звучат, стучат, стучат.

Он не узнает тяжкой жажды,
Что в горле - как песок,
Пред тем, когда палач в перчатках
Прильнет на краткий срок
И узника скрутит ремнями,
Чтоб жаждать он не мог.

Слова молитв заупокойных
Не примет он, как гнет,
И, между тем как ужас в сердце
Кричит, что он живет,
Он не войдет, касаясь гроба,
Под страшный низкий свод.

Не глянет он на вышний воздух
Сквозь узкий круг стекла,
Молясь землистыми губами,
Чтоб боль скорей прошла,
Не вздрогнет он от губ Кайафы,
Стирая пот с чела...

Бальмонт Константин Дмитриевич   
«Переводы. Оскар Уайльд»