Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

В нашей длинной-предлинной камере -- бывшей конюшне, где вместо двух
рядов ясель установились две полосы двухэтажных нар, в проходе столбишки из
кривоватых стволов подпирают старенькую крышу, чтоб не рухнула, а окошки по
длинной стене тоже типично-конюшенные, чтоб только сена не заложить мимо
ясель (и еще эти окошки загорожены намордниками) -- в нашей камере человек
сто двадцать, и кого только не наберЈтся. Больше половины -- прибалтийцы,
люди необразованные, простые мужики: в Прибалтике идЈт вторая чистка, сажают
и ссылают всех, кто не хочет добровольно идти в колхозы, или есть
подозрение, что не захочет. Затем немало западных украинцев -- ОУН 'овцев,1
и тех, кто дал им раз переночевать и кто накормил их раз. Затем из
Российской Советской Федеративной -- меньше новичков, больше повторников. Ну
и, конечно, сколько-то иностранцев.
Всех нас везут в одни и те же лагеря (узнаем у нарядчика -- в Степной
лагерь). Я всматриваюсь в тех, с кем свела судьба, и стараюсь вдуматься в
них.
Особенно прилегают к моей душе эстонцы и литовцы. Хотя я сижу с ними на
равных правах, мне так стыдно перед ними, будто посадил их я. Неиспорченные,
работящие, верные слову, недерзкие -- за что и они втянуты на перемол под те
же проклятые лопасти? Никого не трогали, жили тихо, устроенно и нравственнее
нас -- и вот виноваты в том, что хочется нам кушать, виноваты в том, что
живут у нас под локтем и отгораживают от нас море.
"Стыдно быть русским!" -- воскликнул Герцен, когда мы душили Польшу.
Вдвое стыдней мне сейчас перед этими незабиячливыми беззащитными народами.
К латышам у меня отношение сложнее. Тут -- рок какой-то. Ведь они это
сами сеяли.
А украинцы? Мы давно не говорим -- "украинские националисты", мы
говорим только "бендеровцы", и это слово стало у нас настолько ругательным,
что никто и не думает разбираться в сути. (Еще говорим -- "бандиты" по тому
усвоенному нами правилу, что все в мире, кто убивает за нас -- "партизаны",
а все, кто убивает нас -- "бандиты", начиная с тамбовских крестьян 1921
года.)
А суть та, что хотя когда-то, в Киевский период, мы составляли единый
народ, но с тех пор его разорвало, и веками шли врозь и вкось наши жизни,
привычки, языки. Так называемое "воссоединение" было очень трудной, хотя
может быть и искренней чьей-то попыткой вернуться к прежнему братству. Но
плохо потратили мы три века с тех пор. Не было в России таких деятелей, кто
б задумался, как свести дородна' украинцев и русских, как сгладить рубец
между ними. (А если б не было рубца, так не стали бы весной 1917 года
образовываться украинские комитеты и Рада потом.)
Большевики до прихода к власти приняли вопрос без затруднений. В
"Правде" 7 июня 1917 года Ленин писал: "мы рассматриваем Украину и другие
невеликорусские области как аннексированные русским царем и капиталистами".

Страницы: (377) :  <<  ... 19202122232425262728293031323334 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Они, эти борцы-отшельники, были сродни горам, ибо каждое из
них, в особенности те, что стояли ближе к вершинам, вело свою незаметную, но
упорную войну за жизнь и рост -- с ветрами, ненастьями и скудной каменистой
почвой. Каждое из них несло свое бремя, каждое упрямо цеплялось за все, что
придется, и от этого у каждого из них был свой собственный образ и свои
особые раны. Я видел сосны, которым ветер позволил иметь ветви лишь с одной
стороны; другие, подобно змеям, обвили своими красными стволами нависшие над
кручами обломки скал, так что дерево и камень стали одно целое и помогали
друг другу выстоять. Они смотрели на меня, словно грозные воители, внушая
благоговейный страх и уважение.
Мужчины и женщины наши тоже были похожи на них: строгие, темноликие,
неразговорчивые, а лучшие из них -- и вовсе молчуны. Потому-то я и привык
смотреть на людей, как на деревья или скалы, задумываться о них и почитать
их не меньше, а любить не больше, чем тихие сосны.
Деревушка наша Нимикон раскинулась на треугольном, зажатом между двумя
горными выступами косогоре на берегу озера. Одна дорога ведет в
расположенный неподалеку монастырь, другая в соседнюю деревню, до которой
четыре с половиной часа ходу; до остальных деревень можно добраться только
по воде. Деревянные дома наши выстроены все в старом стиле, и возраст их не
поддается определению: новых среди них почти никогда не бывает, а старые
домишки хозяева по мере нужды подправляют то с одного, то с другого боку, в
этом году половицы, в следующем кусок кровли, а то и просто полбревна или
планку, что когда-то была частью обшивки в горнице, а теперь пришла на смену
какому-нибудь сгнившему стропилу под крышей; а отслужив свой срок и здесь,
сгодится на что-нибудь в хлеву или на сеновале, прежде чем пойти на
растопку, на худой конец украсит собой входную дверь...

Герман Гёссе (Hermann Hesse)   
«Петер Каменцинд»