Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Так выяснилось для чечен и для всех нас -- что' есть сила на земле и
что' мираж.
И только чеченские старики проявили разум! Они пошли в МВД раз -- и
просили отдать им старшего Худаева для расправы. МВД с опаской отказало. Они
пришли в МВД второй раз -- и просили устроить гласный суд и при них
расстрелять Худаева. Тогда, обещали они, кровная месть с Худаевых снимается.
Нельзя было придумать более рассудительного компромисса. Но как это --
гласный суд? но как это -- заведомо обещанная и публичная казнь? Ведь он же
-- не политические он -- вор, он -- социально-близкий. Можно попирать права
Пятьдесят Восьмой, но -- не многократного убийцы. Запросили область --
пришЈл отказ. "Тогда через час убьют младшего Худаева!" -- объясняли
старики. Чины МВД пожимали плечами: это не могло их касаться. Преступление,
еще не совершенное, не могло ими рассматриваться.
И всЈ-таки какое-то веяние XX века коснулось... не МВД, нет, --
зачерствелых старых чеченских сердец! Они всЈ-таки не велели мстителям --
мстить! Они послали телеграмму в Алма-Ату. Оттуда спешно приехали еще
какие-то старики, самые уважаемые во всЈм народе. Собрали совет старейших.
Старшего Худаева прокляли и приговорили к смерти, где б на земле он ни
встретился чеченскому ножу. Остальных Худаевых вызвали и сказали: "Ходите.
Вас не тронут".
И Абдул взял книжки и пошЈл в школу. И с лицемерными улыбками встретили
его там парторг и комсорг. И на ближайших беседах и уроках ему опять
напевали о коммунистическом сознании, не вспоминая досадного инцидента. Ни
мускул не вздрагивал на истемневшем лице Абдула. Еще раз он понял, что' есть
главная сила на земле: к р о в н а я м е с т ь.
Мы, европейцы, у себя в книгах и в школах читаем и произносим только
высокомерные слова презрения к этому дикому закону, к этой бессмысленной
жестокой резне. Но резня эта, кажется, не так бессмысленна: она не пресекает
горских наций, а укрепляет их. Не так много жертв падает по закону кровной
мести -- но каким страхом веет на всЈ окружающее! Помня об этом законе,
какой горец решится оскорбить другого п р о с т о т а к, как оскорбляем мы
друг друга по пьянке, по распущенности, по капризу? И тем более какой не
чечен решится связаться с чеченом -- сказать, что он -- вор? или что он
груб? или что он лезет без очереди? Ведь в ответ может быть не слово, не
ругательство, а удар ножа в бок! И даже если ты схватишь нож (но его нет при
тебе, цивилизованный), ты не ответишь ударом на удар: ведь падЈт под ножом
вся твоя семья! Чечены идут по казахской земле с нагловатыми глазами,
расталкивая плечами -- и "хозяева страны" и нехозяева, все расступаются
почтительно. Кровная месть излучает поле страха -- и тем укрепляет свою
маленькую горскую нацию.
"Бей своих, чтоб чужие боялись!" Предки горцев в древнем далеке не
могли найти лучшего обруча.

Страницы: (377) :  <<  ... 266267268269270271272273274275276277278279280281 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Околь бурыги, посыпаясь белой пылью, валялся черно-рыжий пестун.
По спине пробежала радостью волнующая дрожь, коленки опустились и задели за валежник.
Медведь, косолапо повернувшись на левую лопатку, глухо рыкнул и, взрыв копну снега, пустился бежать.
"Упустил", - мелькнуло в одурманенной голове, и, кидая бивший в щеки чапыжник, он помчался ему наперескок.
Клубоватой дерюгой на снегу застыли серые следы. Медведь, как бы догадавшись, повернул в левую сторону.
На левой стороне по еланке вспорхнули куропатки, он тряхнул головой и шарахнулся назад, но грянул выстрел, и Филипп, споткнувшись, упал на кочку.
"Упустил-таки", - заколола его проснувшаяся мысль.
С окровавленной головой медведь упал ничком и опять быстро поднялся.
Грянули один за другим еще два выстрела, и тяжелая туша, выпятив язык, задрыгала ногами.
Из кустов, в коротком шубейном пиджаке, с откинутой на затылок папахой, вынырнул высокого роста незнакомец.
Филипп поднял скочившую шапку и робко отодвинул кусты.
Незнакомец удивленно окинул его глазами и застыл в ожидающем молчанье.
Филипп откинул бараний ворот.
- Откулева?
- С Чухлинки.
- Далеконько забрел.
- Да.
Над носом медведя сверкнул нож, и Филипп, склонившись на ружье, с жалостью моргал суженными глазами.
- Я ведь гнал-то.
- Ты?
- Я...
Тяжелый вздох сдул с ворота налет паутинок. Под захряслыми валенками зажевал снег.
- Коли гнал, поделимся.
Филипп молчал и с грустной улыбкой нахлобучивал шапку.
- Скидывай кожух-то?
- Я хотел тебе сказать - не замай.
- А что?
- Тут недалече моя сторожка. Я волков только тудылича бил.
Незнакомец весело закачал головою.
- Так ты, значит, беги за салазками.
- Сейчас сбегаю.
Филипп запахнул кожух и, взяв наперевес ружье, обернулся на коченелого пестуна.
- А как тебя зовут-то?
- Карев, - тихо ответил, запихивая за пояс нож.

Филипп вошел в хату, и в лицо ему пахнуло теплом. Он снял голицы и скинул ружье.
Под иконами ворочался Ваньчок и, охая, опускал под стол голову.
- Блюешь?..
- Брр...

Есенин Сергей Александрович   
«ЯР»