Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Но никого это не удивило! И
тюремщикам нашим и нам было ясно, что дело не в юстиции, не в сроке, не в
бумажном оформлении, -- дело в том, что нас, однажды названных врагами,
власть, по праву сильного, будет теперь топтать, давить и душить до самой
нашей смерти. И только этот порядок казался и власти и нам
единственно-нормальным, так привыкли мы, с этим сжились.
В последние сталинские годы вызвала тревогу не судьба ссыльных, а мнимо
освобождЈнных, тех, кого по видимости оставляли за воротами без конвоя, тех,
кого по видимости покидало охранительное серое крыло МВД. Ссылка же, которую
власть по недоумию считала дополнительным наказанием, была продолжением
привычного безответственного существования, той фаталистической основы, на
которой так крепок арестант. Ссылка избавляла нас от необходимости самим
избирать место жительства -- и, значит, от тяжЈлых сомнений и ошибок. Только
то место и было верное, куда ссылали нас. Только в этом единственном месте
изо всего Союза не могли попрекнуть нас -- зачем приехали. Только здесь мы
имели безусловное конечное право на три квадратных аршина земли. А еще кто
выходил из лагеря одиноким, как я, не ожидаемым нигде и никем, -- только в
ссылке, казалось, мог встретить бы родную душу.

Торопясь арестовывать, освобождать у нас не торопятся. Если б
какого-нибудь несчастного демократического грека или социалистического турка
задержали бы в тюрьме на один день сверх положенного, -- да об этом бы
захлЈбывалась мировая пресса. А уж я рад был, что после конца срока меня
передержали в лагере всего несколько дней и после этого... освободили? нет,
после этого взяли на этап. И еще месяц везли за счЈт уже моего времени.
ВсЈ же и под конвоем выходя из лагеря, старались мы выполнить последние
тюремные суеверия: ни за что не обернуться на свою последнюю тюрьму (иначе в
неЈ вернЈшься), правильно распорядиться со своей тюремной ложкой. (Но как
правильно? одни говорили: взять с собой, чтоб за ней не возвращаться;
другие: швырнуть тюрьме, чтоб тюрьма за тобой не гналась. Моя ложка была
мной самим отлита в литейке, я еЈ забрал.)
И замелькали опять Павлодарская, Омская, Новосибирская пересылки. Хотя
кончились наши сроки, нас опять обыскивали, отнимали недозволенное, загоняли
в тесные набитые камеры, в воронки, в Столыпины, мешали с блатными, и так же
рычали на нас конвойные псы и также кричали автоматчики: "Не оглядывайсь!!"
Но на Омской пересылке добродушный надзиратель, перекликая по делам,
спросил нас, пятерых экибастузских: "Какой бог за вас молился?" -- "А что? а
куда?" -- сразу навострились мы, поняв, что место, значит, хорошее. -- "Да
на юг" -- дивился надзиратель.
И действительно, от Новосибирска завернули нас на юг. В тепло едем! Там
-- рис, там виноград и яблоки.

Страницы: (377) :  <<  ... 268269270271272273274275276277278279280281282283 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Если бы я пробыл там долго, неуязвимый для времени, наблюдая, как эта
птичья голова, этот копейный наконечник, этот опрокинутый гребень шлема
вычерчивает в пустоте свои диагонали от края до края астигматической
замкнутой линии, я превратился бы в жертву обольщения чувств, и Маятник
убедил бы меня, что колебательная плоскость совершила полный оборот и
возвратилась в первоначальное положение, описав за тридцать два часа
сплюснутый эллипс - эллипс, обращающийся вокруг собственного центра с
постоянной угловой скоростью, пропорциональной синусу географической широты.
Как вращался бы тот же эллипс, будь нить маятника прикреплена к венцу Храма
Соломона? Вероятно, Рыцари испробовали и это. Может быть, их расчет, то есть
конечный результат расчета, не изменялся. Может быть, собор аббатства
Сен-Мартен-де-Шан - это действительно истинный Храм. Вообще чистый
эксперимент возможен только на полюсе. Это единственный случай, когда точка
подвешивания нити расположилась бы на продолжении земной оси, и Маятник
заключил бы свой видимый цикл ровно в двадцать четыре часа.
Однако это отступление от Закона, к тому же предусмотренное самим
Законом, эта погрешность против золотой нормы не отнимала чудесности у чуда.
Я знал, что Земля вращается, и что я вращаюсь вместе с нею, и
Сен-Мартен-де-Шан, и весь Париж со мною, и все мы вращались под Маятником,
который, действительно, нисколько не изменял ориентации своего плана, потому
что наверху, где он к чему-то был привязан, на другом конце воображаемого
бесконечного продолжения нити, в высоту и вдаль, за пределами отдаленных
галактик, - находилась недвижимая и непреложная в своей вековечности Мертвая
Точка
Земля двигалась, однако место, к которому прикреплялся канат, было
единственным неподвижным местом вселенной.
Поэтому мой взгляд был прикован не столько к земле, сколько к небу,
осиянному тайной Абсолютной Неподвижности...

Эко, Умберто (Eco, Umberto)   
«Маятник Фуко»