Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Всеобщее ядерное уничтожение ни для кого не выход. Да и без
ядерного: всякая военная обстановка лишь служит оправданием для внутренней
тирании, усиляет еЈ. Но искажена будет моя история, если я не скажу правды
-- что чувствовали мы в то лето.
Как поколение Ромена Роллана было в молодости угнетено постоянным
ожиданием войны, так наше арестантское поколение угнетено было еЈ
отсутствием -- и только это будет полной правдой о духе Особых политических
лагерей. Вот как нас загнали. Мировая война могла принести нам либо
ускоренную смерть (стрельба с вышек, отрава через хлеб и бациллами, как
делали немцы), либо всЈ же свободу. В обоих случаях -- избавление гораздо
более близкое, чем конец срока в 1975 году.
На это и был расчЈт Пети П-ва. Петя П-в был в нашей камере последний
живой человек из Европы. Сразу после войны все камеры забиты были этими
русаками, возвращавшимися из Европы. Но кто тогда приехал -- давно в лагерях
или уже в земле, остальные зареклись, не едут -- а этот откуда? Он
добровольно вернулся на родину в ноябре 1949 года, когда уже нормальные люди
не возвращались.
Война застигла его под Харьковом учеником ремесленного училища, куда он
был мобилизован насильно. Так же насильно немцы повезли их, подростков, в
Германию. Там он и пробыл "оst-овцем" до конца войны, там же сформировалась
и его психология: надо стараться жить легко, а не работать, как заставляют с
малолетства. На Западе, пользуясь европейской доверчивостью и пограничной
нестесненностью, П-в угонял французские автомобили в Италию, итальянские --
во Францию и продавал со скидкой. Во Франции его, однако, выследили и
арестовали. Тогда он написал в советское посольство, что желает вернуться в
дорогое ему отечество. П-в рассуждал так: французскую тюрьму придЈтся отбыть
до последнего дня, а могут дать лет десять. В Советском же Союзе за измену
родине дадут двадцать пять -- но уже падают первые капли третьей мировой
войны; Союз, дескать, не простоит и трЈх лет, выгоднее сесть в советскую
тюрьму. Друзья из посольства явились немедленно и прижали Петю П-ва к
сердцу. Французские власти охотно уступили вора.3 Человек тридцать собралось
в посольстве таких и близких к таким. Их с комфортом доставили на пароходе в
Мурманск, распустили по городу погулять и в течении суток поодиночке всех
переловили.
Теперь в камере Петя заменял нам западные газеты (он подробно читал
процесс Кравченко), театр (на щеках и губах он ловко исполнял западную
музыку) и кино (рассказывал и передавал в жестах западные фильмы).
До чего на Куйбышевской пересылке было вольно! Камеры порой встречались
в общем дворе. С перегоняемыми по двору этапами можно было переговариваться
под намордники. Идя в уборную, можно было подойти и к открытым (с решЈтками,
но без намордников) окнам семейного барака, где сидели женщины со многими
детьми (это всЈ из той же Прибалтики и Западной Украины слали в ссылку).

Страницы: (377) :  <<  ... 22232425262728293031323334353637 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Безвольный подбородок и рот. Ни силы, ни
характера в линии скул, лба и носа. Разве только в глазах Мауки порой
проскальзывал какой-то намек на те неизвестные величины, которые
составляли неотъемлемую часть его существа, но никем еще не были
разгаданы. Эти неизвестные были смелость, настойчивость, бесстрашие, живое
воображение, хитрость, и когда они проявлялись в его последовательных и
решительных поступках, окружающие только разводили руками.
Отец Мауки был вождем в деревушке Порт-Адамс, и для родившегося на
берегу мальчика вода была родной стихией. Он умел ловить рыб и устриц;
коралловые рифы были для него открытой книгой. Управлять челноком он тоже
умел. Плавать научился, когда ему был год от роду. Семи лет он уже мог
задерживать дыхание на целую минуту и нырять на глубину тридцати футов. Но
в этом возрасте его похитили жители чащи, которые не только не умеют
плавать, но даже боятся соленой воды. С тех пор Мауки видел море только
издали, сквозь просветы в зарослях или с обнаженных склонов высоких гор.
Он стал рабом старого Фанфоа, царька, объединившего под своей властью
около двух десятков разбросанных по горным отрогам Малаиты селений, дым
которых в безветренные утра служит для белых мореплавателей едва ли не
единственным доказательством того, что внутренняя часть острова обитаема.
Белые не проникают в глубь Малаиты. Когда-то в погоне за золотом они
пытались туда пробраться, но всякий раз оставляли там свои головы, которые
и поныне скалят зубы с закопченных балок туземных хижин.
Однажды, когда Мауки уже был рослым семнадцатилетним юношей, Фанфоа
остался без табаку. Он остался совсем без табаку. И все его подданные
очень бедствовали. Виноват в этом был сам Фанфоа. Бухта Суо настолько
мала, что большой шхуне в ней не развернуться на якоре. Мангровые заросли
обступают ее со всех сторон и низко свешиваются над темной водой. Это
западня, и в эту западню попались двое белых. Они приплыли на небольшом
двухмачтовом паруснике вербовать рабочих, и у них было много табаку и
товаров, не говоря уже о трех винтовках и большом запасе патронов...

Джек Лондон (Jack London)   
«Рассказы южного моря - Мауки»