Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

(Ну да впрочем, это были общие черты тамошнего стиля или строя. С
учеников-казахов тоже вынуждали к выпускному вечеру по барану или полбарана
-- и тогда обеспечивался им аттестат, хоть и при полном незнании; выпускной
вечер превращался в большую пьянку районного партактива.) Еще всЈ районное
начальство где-нибудь училось заочно, а все письменные контрольные работы за
них понуждались выполнять учителя нашей школы (это передавалось по-байски,
через завучей, и рабы-учителя даже не удостаивались увидеть своих
заочников).
Не знаю, моя ли твЈрдость, основанная на "незаменимости" , которая
выяснилась сразу, или уже мягчеющая эпоха, да обе они, помогли мне не
всовывать шею в эти хомуты.
Только при справедливых оценках могли у меня ребята учиться охотно, и я
ставил их, не считаясь с секретарями райкома. Не платил я и поборов, и
"взаймы" начальству не давал (змеистая заврайоно имела наглость просить!) --
довольно того, что каждый май обдирало нас на месячный заработок скудеющее
государство (это преимущество вольных, подписку на заЈм, отнятое в лагере,
нам ссылка возвращала). Но на том моя принципиальность и кончалась.
Рядом со мною преподаватель биологии и химии Георгий Степанович
Митрович, отбывший на Колыме десятку по КРТД. уже пожилой больной серб,
неуЈмно боролся за местную справедливость в Кок-Тереке. Уволенный из райЗО,
но принятый в школу, он перенЈс свои усилия сюда. Да в Кок-Тереке на каждом
шагу было беззаконие, осложнЈнное невежеством, дикарским самодовольством и
благодушной связью родов. Беззаконие это было вязко, глухо, непробиваемо --
но Митрович самоотверженно и бескорыстно бился с ним (правда, с Лениным на
устах), разоблачал на педсоветах, на районных учительских совещаниях,
проваливал на экзаменах незнающих чиновных экстерников и выпускников "за
барана", писал жалобы в область, в Алма-Ату, и телеграммы на имя Хрущева (в
его защиту собиралось по 70 родительских подписей, а сдавали такую
телеграмму в другом районе, у нас бы еЈ не выпустили). Он требовал проверок,
инспекторов, те приезжали и обращались против него же, он снова писал, его
разбирали на специальных педсоветах, обвиняли и в антисоветской пропаганде
детям (волосок до ареста!) и, так же серьЈзно, -- в грубом обращении с
козами, глодающими пионерские посадки, его исключали, восстанавливали, он
добивался компенсации за вынужденный прогул, его переводили в другую школу,
он не ехал, снова исключали -- он славно бился! И если б еще к нему
присоединился я -- то здорово бы мы их потрепали!
Однако, я -- нисколько ему не помогал. Я хранил молчание. Уклонялся от
решающих голосований (чтоб не быть и против него), ускользал куда-нибудь на
кружок, на консультацию. Этим самым партийным экстерникам я не мешал
получать тройки: сами власть -- пусть обманывают свою же власть.

Страницы: (377) :  <<  ... 285286287288289290291292293294295296297298299300 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Касильда

Супруг, когда воздать смогу я
Любовью за любовь, то знай:
Ты не расплатишься с долгами -
Такую ты любовь найдешь.

Периваньес

Касильда, знай: пока делами
Меня в любви не превзойдешь,
Не победишь меня словами.
Когда б я мог, к ногам твоим
Я положил бы всю Оканью,
Весь край, где Тахо, став чужим,
Став Португальским, вновь в Испанью
Течет к морям ему родным.
Пригнутый долу урожаем,
Не так мне мил масличный сад,
Ни луг в цвету, разубран маем,
Зарею утренней примят,
Еще никем не навещаем.
Какое яблочко с тобой
Румянцем гладких щек сравнится?
В каком бочонке сок живой
Оливок лучше золотится,
Чтоб усладить меня собой?
Вино простому люду то же,
Что роза для дворян, и все же...
Сыщу ль где белое вино, -
Хоть сорок лет хранись оно, -
Я слаще губ твоих пригожих?
Ни сушь на лозах в октябре,
Ни майский дождь, ни ток душистый
Мои..

Вега Карпио, Лопе Феликс де (Vega Carpio, Lope Felix de)   
«Периваньес и командор Оканьи»