Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Забыла?? Самому близкому человеку, с которым жизнь
прожила? Так ма'ло нас еще сажают!!
А может быть не надо так строго судить? Может быть, в этом -- средняя
человечность? Ведь о ком-то же составлены пословицы:

Час в добре пробудешь -- всЈ горе забудешь.
Дело-то забывчиво, тело-то заплывчиво.

Заплывчивое тело! -- вот что такое человек!..
Мой друг и одноделец Николай В., с кем общими мальчишескими усилиями мы
закатились за решЈтку, -- воспринял всЈ пережитое как проклятье, как
постыдную неудачу глупца. И устремился в науку -- наиболее безопасное
предприятие, чтобы подняться на ней. В 1959 году, когда Пастернак еще был
жив, но плотно обложен травлей, -- я стал говорить ему о Пастернаке. Он
отмахнулся: "Что говорить об этих старых галошах! Слушай лучше, как я борюсь
у себя на кафедре!" (Он всЈ время с кем-нибудь борется, чтобы возвыситься в
должности.) А ведь трибунал оценил его в 10 лет лагерей. Не довольно ли было
один раз высечь?..
А вот освободился и Григорий М-з, освободился, снята судимость, вот
реабилитирован, вот вернули партбилет (ведь не спрашивают, не поверил ли ты
за это время в Иегову или Магомета? ведь не прикидывают, что частицы, может
быть, твоих прежних мыслей не осталось за это время, -- а на тебе
партбилет!) И он возвращается из Казахстана в свой Ж*, проезжает мой город,
я выхожу к поезду. О чЈм же мысли его теперь? Э-э, да не метит ли он
вернуться в Секретный или Особый или Спецотдел! Что-то рассеян наш разговор.
Больше он не пишет мне ни строки...
Вот Ф. Ретц. Он сегодня -- начальник жилконторы, он еще и дружинник.
Очень важно рассказывает о своей сегодняшней жизни. И хотя старой он не
забыл -- как забыть 18 лет на Колыме? -- о Колыме он рассказывает как-то
суше и недоумЈнно: да действительно ли это всЈ было? Как это могло быть?..
Старое сошло с него. Он гладок и всем доволен.
Как вор завязывает, так забывает и эрзац-политический. И для этих
завязавших становится мир снова удобным, нигде не колющим, не жмущим. Как
раньше казалось им, что все сидят, так теперь им кажется -- никто не сидит.
Осеняет их и прежний приятный смысл Первого Мая и Октябрьской годовщины --
это уже не те суровые дни, когда нас особенно глумливо обыскивали на холоде
и особенно плотно набивали нами камеры лагерной тюрьмы. Да зачем так высоко
брать? -- если днЈм на работе главу семьи похвалит начальство -- вот за
обедом и праздник, вот и торжество.
Только в семье иногда бывший мученик разрешает себе побрюзжать. Только
тут он иногда помнит, чтоб его больше ласкали и ценили. А выходя за порог,
он -- забыл.
Однако не будем так беспреклонны. Ведь это общечеловеческое свойство:
от опыта враждебного вернуться в своЈ "я", ко многим своим прежним (пусть и
не лучшим) чертам и привычкам.

Страницы: (377) :  <<  ... 303304305306307308309310311312313314315316317318 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... - Да с той
стороны. Вам здесь не место.
- А вам-то что? - ответил мальчик развязно. - Уж не вы ли оплатили мой
билет, мистер Мартин? У меня такое же право сидеть здесь, как у любого из
вас.
Он взял с доски несколько пешек и стал перебрасывать их с руки на
руку.
- Тоска здесь смертная. Послушайте, джентльмены, а не сыграть ли нам в
покер?
Все промолчали, а мальчик, небрежно попыхивая сигаретой, стал
барабанить по столу довольно грязными пальцами. Потом он вытащил пачку
долларов, будто намереваясь их пересчитать.
- Как ваша мама? - спросил кто-то. - Я что-то не видел ее за
завтраком.
- Наверно, у себя в каюте. На море ее всегда укачивает. Надо дать
стюардессе долларов пятнадцать, чтобы присмотрела за ней. Сам-то я стараюсь
как можно реже спускаться вниз. Не по себе становится, когда мимо буфета
прохожу. Знаете, я ведь первый раз в океане.
- Ну, ну, Гарви, не оправдывайтесь.
- Я и не оправдываюсь. Это, джентльмены, мое первое плавание по
океану, но меня ничуть не укачало, разве что в первый день. Вот так-то!
Он торжествующе стукнул кулаком по столу, послюнявил палец и принялся
пересчитывать деньги.
- Да, вы из особого теста слеплены, это сразу видно, - зевнул пассажир
из Филадельфии. - Глядишь, гордостью Америки станете.
- Еще бы! Я американец с головы до ног. Вот доберусь до Европы, я им
всем там покажу... Тьфу, сигарета погасла! Ну и дрянь продается на
пароходе! Нет ли у кого-нибудь настоящей турецкой сигареты?
В салон заглянул старший механик, раскрасневшийся, мокрый и
улыбающийся.
- Эй, парень, - крикнул Гарви бодрым голосом, - как наша посудина?
- Как ей положено, - ответил механик сдержанно. - Молодежь, как
всегда, вежлива со стариками, и старшие это ценят.
В углу кто-то хихикнул. Немец открыл портсигар и протянул Гарви тонкую
черную сигару.
- Это тот, што фам надо, мой молодой друг, - сказал он. - Попробуйте,
да? Будете ошень довольны...

Киплинг Редьярд (Kipling Rudyard)   
«Отважные мореплаватели»