Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Второе усилие их было -- подменить! Как фокусник, почти не закрывая
платочком, меняет курицу на апельсин, так подменить и весь Архипелаг, и
вместо того, который в повести показан, представить зрителям уже совсем
другой, гораздо более благородный. Сперва попытки эти были осторожны
(предполагали, что автор повести близок к трону), и подмену надо было
делать, непрерывно хваля повесть. Но И. Чичеров10 справился, сразу наметил
основные пути. ВзахлЈб нахвалясь, он стал в рецензии рассказывать об
Архипелаге "от очевидцев" -- рассказывать о коммунистах в лагере, которые,
правда,
"...не собирали партийных взносов, но проводили ночами тайные партийные
собрания (?), обсуждали политические новости... За пение шЈпотом
"Интернационала" по доносам стукачей гноились в карцерах... Бендеровцы,
власовцы, издевались над настоящими коммунистами и калечили их заодно (!) с
лагерным начальством... Но всего этого Солженицын нам не показал. Что-то в
этой страшной жизни он не сумел рассмотреть".
А Чичеров и в лагере не был, но -- рассмотрел! Ну, не ловко? Лагеря-то
оказывается были -- не от Советской власти, не от Партии! (Наверно, и суды
были -- не советские.) В лагерях верховодили-то власовцы и бендеровцы заодно
с начальством. (Вот тебе раз! А мы Захаровой поверили, что у начальников
лагерных -- партийные книжки, и были всегда!)
Да еще не всех в московской газете печатают! Вот наш рязанский вожак
писатель Н. Шундик предложил в интервью для АПН, для Запада, да не
напечатали (может, и АПН -- з а о д н о?..) еще такой вариант оценки
Архипелага:
"проклятье международному империализму, который спровоцировал все эти
лагеря!"
А ведь умно! А ведь здорово! Но не пошло'...
То есть в общем лагеря были какие-то иностранные, чужеродные, не наши,
то ли берианские, то ли власовские, то ли немецкие, чЈрт их знает, а наши
люди там только сидели и мучились. Да и "наши"-то люди -- это не все наши
люди, обо всех "наших" газетных столбцов не хватит, наши -- это только
коммунисты!
Вместе с нами протащившись по всему быту Архипелага, читатель может ли
теперь увидеть такое место и такое время, когда подходила пора петь
"Интернационал" шЈпотом? Спотыкаясь после лесоповала -- небось не попоЈшь?
Разве только если целый день ты просидел в каптЈрке...
А -- о чЈм ночные партийные собрания (опять же -- в каптЈрке или в
санчасти и уж тогда дневные, конечно, зачем же ночью?..)? Выразить недоверие
ЦК? Да вы с ума сошли! Недоверие Берии? Да ни в коем случае, он член
Политбюро! Недоверие ГБ? Нельзя, еЈ создал сам Дзержинский! Недоверие нашим
советским судам? Это всЈ равно, что недоверие Партии, страшно и сказать.
(Ведь ошибка произошла только с тобой одним -- так что и товарищей надо
выбирать поосторожней, они-то осуждены -- правильно!)
Простой шофЈр А.

Страницы: (377) :  <<  ... 314315316317318319320321322323324325326327328329 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Где теперь, как нас мудрец наставил,
Мертвый шар в пространстве раскален,
Там в тиши величественной правил
Колесницей светлой Аполлон.
Здесь, на высях, жили ореады,
Этот лес был сенью для дриад,
Там из урны молодой наяды
Бил сребристый водопад.

Этот лавр был нимфою молящей,
В той скале дочь Тантала молчит,
Филомела плачет в темной чаще,
Стон Сиринги в тростнике звучит;
Этот ключ унес слезу Деметры
К Персефоне, у подземных рек;
Зов Киприды мчали эти ветры
Вслед отшедшему навек.

В те года сынов Девкалиона
Из богов не презирал никто;
К дщерям Пирры с высей Геликона
Пастухом спускался сын Лето.
И богов, и смертных, и героев
Нежной связью Эрос обвивал,
Он богов, и смертных, и героев
К аматунтской жертве звал.

Не печаль учила вас молиться,
Хмурый подвиг был не нужен вам;
Все сердца могли блаженно биться,
И блаженный был сродни богам.
Было все лишь красотою свято,
Не стыдился радостей никто
Там, где пела нежная Эрато,
Там, где правила Пейто.

Как дворцы, смеялись ваши храмы;
На истмийских пышных торжествах
В вашу честь курились фимиамы,
Колесницы подымали прах.
Стройной пляской, легкой и живою,
Оплеталось пламя алтарей;
Вы венчали свежею листвою
Благовонный лен кудрей.

Тирсоносцев радостные клики
И пантер великолепный мех
Возвещали шествие владыки:
Пьяный Фавн опережает всех;
Перед Вакхом буйствуют менады,
Прославляя плясками вино;
Смуглый чашник льет волну отрады
Всем, в чьем кубке сухо дно.

Охранял предсмертное страданье
Не костяк ужасный. С губ снимал
Поцелуй последнее дыханье,
Тихий гений факел опускал.
Даже в глуби Орка неизбежной
Строгий суд внук женщины творил,
И фракиец жалобою нежной
Слух эриний покорил.

В Елисейских рощах ожидала
Сонмы теней радость прежних дней;
Там любовь любимого встречала,
И возничий обретал коней;
Лин, как встарь, былую песнь заводит,
Алкестиду к сердцу жмет Адмет,
Вновь Орест товарища находит,
Лук и стрелы - Филоктет.

Выспренней награды ждал воитель
На пройденном доблестно пути,
Славных дел торжественный свершитель
В круг блаженных смело мог войти...

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Боги Греции»