Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Призывают: "к суровым и трудным условиям",
чтобы преступник б о я л с я тюрьмы (тяжЈлый труд, жЈсткие нары без
матрацев, запрет вольной одежды, "никаких ларьков с конфетками" и т. д., к
отмене досрочного освобождения ("а если нарушишь режим -- с и д и
д а л ь ш е!") И еще -- чтобы "отбыв срок, заключЈнный не рассчитывал на
милосердие".

25 Чем кончилась история -- так и не знаю.

26 Она не допускает -- "судить", этого и язык не выговорит.

--------
Глава 2. Правители меняются, Архипелаг остаЈтся

Надо думать, Особые лагеря были из любимых детищ позднего сталинского
ума. После стольких воспитательных и наказательных исканий наконец родилось
это зрелое совершенство: эта однообразная, пронумерованная сухочленЈнная
организация, психологически уже изъятая из тела матери-Родины, имеющая вход,
но не выход, поглощающая только врагов, выдающая только производственные
ценности и трупы. Трудно даже себе представить ту авторскую боль, которую
испытал бы Дальновидный Зодчий, если бы стал свидетелем банкротства еще и
этой своей великой системы. Она уже при нЈм сотрясалась, давала вспышки,
покрывалась трещинами -- но вероятно докладов о том не было сделано ему из
осторожности. Система Особых лагерей, сперва инертная, малоподвижная,
неугрожающая, -- быстро испытывала внутренний разогрев и в несколько лет
перешла в состояние вулканической лавы. Проживи Корифей еще год-полтора -- и
никак не утаить было бы от него этих взрывов, и на его утомлЈнную старческую
мысль легла бы тяжесть еще нового решения: отказаться от любимой затеи и
снова перемешать лагеря, или же напротив, завершить еЈ систематическим
перестрелом всех литерных тысяч.
Но, навзрыд оплакиваемый. Мыслитель умер несколько прежде того.1 Умерев
же, вскоре с грохотом потащил за собою костенеющей рукой и своего еще
румяного, еще полного сил и воли сподвижника -- министра этих самых
обширных, запутанных, неразрешимых внутренних дел.
И падение Шефа Архипелага трагически ускорило развал Особых лагерей.
(Какая это была историческая непоправимая ошибка! Разве можно было потрошить
министра интимных дел! Разве можно было ляпать мазут на небесные погоны?!)

* Фото 10. На воркутинской свалке. Так проходит слава мира...

Величайшее открытие лагерной мысли XX века -- лоскуты номеров, были
поспешно отпороты, заброшены и забыты! Уже от этого Особлаги потеряли свою
строгую единообразность. Да что там, если решЈтки с барачных окон и замки с
дверей тоже были сняты, и Особлаги потеряли приятные тюремные особенности,
отличавшие их от ИТЛ. (С решЈтками наверное поспешили! -- но и опаздывать
было нельзя, такое время, что надо было отмежеваться!)
Как ни жаль, -- но экибастузский каменный БУР, устоявший против
мятежников, -- теперь сломали и снесли вполне официально.

Страницы: (377) :  <<  ... 327328329330331332333334335336337338339340341342 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
"А меня послал господин Бинсвангер", -- сказала старуха; и
тут усталая родильница заснула, а проснувшись утром, увидела,
что на столе стоит кипяченое молоко, что все в комнате чисто
убрано, а рядом с него лежит ее маленький сын и кричит от
голода; старуха же исчезла. Мать приложила малютку к груди,
радуясь, что он такой хорошенький и здоровенький. Она вспомнила
его отца, которому никогда не суждено было увидеть сына, и из
глаз у нее полились слезы; и она прижала к груди маленького
сынишку, и вновь улыбнулась, и заснула вместе со своим
мальчиком, а когда проснулась, то на столе снова стояло молоко
и был готов суп, а дитя было завернуто в чистые пеленки.
Но скоро мать оправилась, вновь набралась сил и могла уже
сама заботиться о себе и о маленьком Августе; она вспомнила,
что сына пора крестить и что нет у него крестного. И вот под
вечер, когда начало смеркаться и из дома напротив вновь
послышалась нежная музыка, она отправилась к господину
Бинсвангеру. Она робко постучалась в темную дверь. "Войдите",
-- раздался приветливый голос, и он вышел ей навстречу, только
вот музыка внезапно смолкла, а в комнате на столе стояла
маленькая старая настольная лампа и лежала раскрытая книга, --
и все было так, как у других людей.
"Я пришла поблагодарить вас, -- сказала госпожа Элизабет,
-- ведь это вы прислали ко мне добрую женщину. Я очень хотела
бы заплатить ей за услуги и заплачу, как только смогу работать
и получу немного денег. Но сейчас у меня другая забота. Я
собираюсь крестить малыша и хочу дать ему имя Август -- это имя
его отца".
"Да, я уже думал об этом, -- сказал сосед и провел рукой
по своей седой бороде. -- Будет неплохо, если у малыша появится
добрый и богатый крестный, который сможет позаботиться о нем,
если вдруг с вами что-то случится...

Герман Гёссе (Hermann Hesse)   
«Сказки, легенды, притчи (11 рассказов)»