Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Очень реально, очень по-островному.
Возразит Историк-Марксист: это анекдотический случай, зачем о нЈм? А
нарушитель, сами сказали, только каждый четвЈртый. Значит, веди себя
примерно, и даже на строгом режиме тебе обеспечены три рубля в месяц --
килограмм сливочного масла почти!
Как бы не так! Вот повезло этому Историку с его "лотереей" (да и
статейки писал очень правильные) -- не побывал в лагере. Это хорошо, если в
ларьке есть хлеб, дешЈвые конфеты и маргарин. А то хлеб -- 2-3 раза в месяц.
А конфеты -- только дорогие. Какое там сливочное масло, какой там сахар! --
если торговец будет ретив (но он не будет), так есть Руководство -- ему
подсказать. Зубной порошок, паста, щЈтки, мыло, конверты (да и то не везде,
а уж писчую бумагу -- нигде, ведь на ней жалобы пишут!), дорогие папиросы,
-- вот ассортимент ларька. Да не забудьте, дорогой читатель, что это -- не
тот ларЈк на воле, который каждое утро открывает свои створки, и вы можете
взять сегодня на 20 копеек и завтра на 20 копеек, нет! У нас так: на 2 дня в
месяц откроется этот ларЈк, ты простой в очереди три часа, да зайдя
(товарищи из коридора торопят) набирай сразу на все свои рубли -- потому что
их нет у тебя на руках, этих рублей, а сколько в ведомости стоит, столько
набирай сразу: бери десять пачек папирос, бери четыре тюбика пасты!
И остаЈтся бедному зэку н о р м а -- его туземная колониальная норма (а
колония-то -- за Полярным Кругом): хлеба -- 700 г, сахара -- 13, жиров --
19, мяса -- 50, рыбы -- 85. (Да это только цифры! -- и мясо и рыба придут
такие, что тут же половину отрежут и выбросят). Это -- цифры, а в миске их
не может быть, не бывает. Баланду свою описывают с Усть-Неры так: "пойло,
которое не всякая колхозная скотина будет есть". Из Норильска: "магара и
сечка господствуют по сегодняшний день". А еще есть и стол штрафников: 400 г
хлеба и один раз в день горячее.
Правда, на Севере для "занятых на особо-тяжЈлых работах" выписывают
некое дополнительное питание. Но уж зная острова, знаем мы, как в тот список
еще попасть (не всЈ тяжЈлое есть "особо-тяжЈлое"), и что губит "большая
пайка"... Вот Пичугин "пока был пригоден, намывал по 40 кг золота за сезон,
перетаскивал за день на плечах по 700-800 шпал -- но на 13-м году заключения
стал инвалидом -- и переведЈн на униженную норму питания". Неужели,
спрашивает, у такого человека стал меньше размер желудка?
А мы вот как спросим: этот один Пичугин своими сорока килограммами
золота -- сколько дипломатов содержал? Уж посольство в Непале -- всЈ
полностью! А у них там -- не униженная норма?
Из разных мест пишут: общий голод, всЈ впроголодь. "У многих язвы
желудка, туберкулЈз". (Иркутская обл.): "У молодЈжи -- туберкулЈз, язва
желудка". (Рязанская область); "Много туберкулЈзников".

Страницы: (377) :  <<  ... 338339340341342343344345346347348349350351352353 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Проводит по золоту гребнем
И песню поет она.
И власти и силы волшебной
Зовущая песня полна.

Пловец в челноке беззащитном
С тоскою глядит в вышину.
Несется он к скалам гранитным,
Но видит ее одну.

А скалы кругом все отвесней,
А волны - круче и злей.
И, верно, погубит песней
Пловца и челнок Лорелей.

x x x

Рокочут трубы оркестра,
И барабаны бьют.
Это мою невесту
Замуж выдают.

Гремят литавры лихо,
И гулко гудит контрабас.
А в паузах ангелы тихо
Вздыхают и плачут о нас.

ГОНЕЦ

Гонец, скачи во весь опор
Через леса, поля,
Пока не въедешь ты во двор
Дункана-короля.

Спроси в конюшне у людей,
Кого король-отец
Из двух прекрасных дочерей
Готовит под венец.

Коль темный локон под фатой,
Ко мне стрелой лети.
А если локон золотой,
Не торопись в пути.

В канатной лавке раздобудь
Веревку для меня
И поезжай в обратный путь,
Не горяча коня.

x x x

Двое перед разлукой,
Прощаясь, подают
Один другому руку,
Вздыхают и слезы льют.

А мы с тобой не рыдали,
Когда нам расстаться пришлось.
Тяжелые слезы печали
Мы пролили позже - и врозь.

x x x

Они мои дни омрачали
Обидой и бедой,
Одни - своей любовью,
Другие - своей враждой.

Мне в хлеб и вино подсыпали
Отраву за каждой едой -
Одни своей любовью,
Другие своей враждой.

Но та, кто всех больше терзала
Меня до последнего дня,
Враждою ко мне не пылала,
Любить - не любила меня.

x x x

Кто влюбился без надежды,
Расточителен, как бог.
Кто влюбиться может снова
Без надежды - тот дурак.

Это я влюбился снова
Без надежды, без ответа.
Насмешил я солнце, звезды,
Сам смеюсь - и умираю.

x x x

Как ты поступила со мною,
Пусть будет неведомо свету.
Об этом у берега моря
Я рыбам сказал по секрету.

Пятнать твое доброе имя
На твердой земле я не стану,
Но слух о твоем вероломстве
Пойдет по всему океану!

x x x

Весь отражен простором
Зеркальных рейнских вод,
С большим своим собором
Старинный Кельн встает.

Сиял мне в старом храме
Мадонны лик святой...

Гейне (Хейне) Генрих (Heine Heinrich)   
«Стихи (пер. Маршак и А. Толстой)»