Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

И уж вовсе запрещается что-либо своЈ варить или жарить, как это
разрешалось в Особлагах. Да и -- из чего?..
Вот та древняя мера -- Голод -- какой достигнута управляемость нынешних
туземцев.
А ко всему тому р а б о т а, с нормами увеличенными: ведь с тех пор
производительность (человеческих мускулов) выросла. Правда, день --
8-часовой. Те же бригады: зэк погоняет зэка. Да вон на Усть-Нере и делать
нечего: "20 человек ходят строить колхоз "Дружба", долбят мЈрзлую землю,
остальные 280 человек сидят без работы". В Каликатках наоборот: убедили 2-ю
группу инвалидов идти на работу, обещая за то применить к ним "двух-третное"
освобождение -- и безрукие, безногие кинулись занимать посты 3-й инвалидной
группы -- а тех погнали на общие.
Но если не хватает всем работы, но если короток рабочий день, но если,
увы, не заняты воскресенья, если труд-чародей отказывается нам перевоспитать
эти отбросы, -- то ведь еще остаЈтся у нас Чародей -- р е ж и м!
Пишут с Оймякона и из Норильска, с режима особого и с режима
усиленного: всякие собственные свитеры, душегрейки, тЈплые шапки, уж о шубах
нечего и говорить -- отбираются! (Это 1963 год! 46-й год эры Октября!) "Не
дают тЈплого белья и не дают ничего тЈплого надеть под страхом карцера"
(Краслаг, РешЈты). "Отобрали всЈ, кроме нательного белья. Выдали: кителЈк
х/б, телогрейку, бушлат, шапку-сталинку без меха. Это на Индигирке, в
Оймяконском районе, где сактированный день --51 градусов".
Правда же, как забыть? После Голода кто еще может лучше управить живое
существо? Да Холод, конечно. Холод.
Особенно хорошо воспитывает особняк -- особый режим, там, где "ООРы и
майоры" по новой лагерной поговорке. (ООР -- Особо-Опасный Рецидивист, штамп
местного суда.)11 Прежде всего введено полосатое рубище: шапочка "домиком" и
брючки и пиджачок -- широкополосые, синие с белым, как из матрацного
материала. Это придумали наши тюремные мыслители, юристы Нового Общества, --
они придумали это на пятом десятилетии Октября! в двух третях XX века! на
пороге коммунизма! -- одеть загнанных своих преступников в клоунские шкуры.
(Изо всех писем видно, что эта полосатость даже больше голода, холода и
остального режима раздосадовала и уязвила сегодняшних двадцатипятилетников.)
Вот еще об особом режиме: бараки в решЈтках и на замках; бараки
подгнивают, зато построен кирпичный вместительный БУР (хотя, кроме чифиря, в
лагере не осталось и нарушений: нет ни скандалов, ни драк, ни даже карт). По
зоне -- передвижение в строю, да так, чтобы в струночку, иначе не впустят,
не отпустят. Если надзиратель выследит в строю курение -- бросается своей
разжиревшей фигурой на жертву, сбивая с ног, вырывает окурок, тащит в
карцер. Если не вывели на работу -- не вздумай прилечь отдохнуть: на койку
смотри как на выставку и не притрагивайся до отбоя.

Страницы: (377) :  <<  ... 339340341342343344345346347348349350351352353354 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Гусь запускал свою длинную шею в заводь, доставал себе воду клювом,
поплескивал водой на себя, почесывал что-то под каждым пером, шевелил
подвижным, как на пружине, хвостом. А когда все вымыл, все вычистил, то
поднял вверх к солнцу высоко свой серебряный, мокро сверкающий клюв и
загоготал.
Гадюка просыхала на камне, свернувшись в колечко.
Лисица лохматая озабоченно мелькнула в тростниках.
И когда мы сняли палатку, в которой у нас была кухня, то на место
палатки прилетели овсянки и стали что-то клевать. И это были сегодня наши
последние гости.


ДЯТЕЛ

Видел дятла: короткий - хвостик ведь у него маленький, летел, насадив
себе на клюв большую еловую шишку. Он сел на березу, где у него была
мастерская для шелушения шишек. Пробежал вверх по стволу с шишкой на клюве
до знакомого места. Вдруг видит, что в развилине, где у него защемляются
шишки, торчит отработанная и несброшенная шишка и новую шишку некуда девать.
И - горе какое! - нечем сбросить старую: клюв-то занят.
Тогда дятел, совсем как человек бы сделал, новую шишку зажал между
грудью своей и деревом, освободил клюв и клювом быстро выбросил старую
шишку. Потом новую поместил в свою мастерскую и заработал.
Такой он умный, всегда бодрый, оживленный и деловой.


МУРАВЬИ

Я устал на охоте за лисицами, и мне захотелось где-нибудь отдохнуть. Но
лес был завален глубоким снегом, и сесть было некуда. Случайно взгляд мой
упал на дерево, вокруг которого расположился гигантский, засыпанный снегом
муравейник. Я взбираюсь вверх, сбрасываю снег, разгребаю сверху этот
удивительный муравьиный сбор из хвоинок, сучков, лесных соринок и сажусь в
теплую ямку в муравейнике. Муравьи, конечно, об этом ничего не знают: они
спят глубоко внизу.
Несколько повыше муравейника, где в этот раз я отдыхал, кто-то содрал с
дерева кору, и белая древесина, довольно широкое кольцо, была покрыта густым
слоем смолы. Колечко прекращало движение соков, и дерево неминуемо должно
было погибнуть...

Пришвин Михаил Михайлович   
«Этажи леса»