Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

А мои
лагерные корреспонденты как раз этого-то и не пишут -- за что они сидят, и
товарищи их за что.16
Общая часть обсуждения закончена, мы переходим к специальной. Да
комиссии и без меня всЈ тут ясно, у них всЈ уже решено, я им не нужен, а
просто любопытно посмотреть.
Посылки? Только по 5 килограммов и та шкала, что сейчас действует. Я
предлагаю им хоть удвоить шкалу, да сами посылки сделать по 8 кг -- "ведь
они ж голодают! кто ж исправляет голодом?!"
"Как -- голодают?" -- единодушно возмущена комиссия. -- "Мы были сами,
мы видели, что остатки хлеба вывозятся из лагеря машинами!" (то есть
надзирательским свиньям?..)
Что -- мне? Вскричать: "Вы лжЈте! Этого быть не может!" -- а как больно
дЈрнулся язык, пришитый через плечо к заднему месту. Я не должен нарушать
условия: они осведомлены, искренни и заботливы. Показать им письма моих
зэков? Это -- филькина грамота для них, и потЈртые искомканные их бумажки на
красной бархатной скатерти будут смешны и ничтожны.
-- Но ведь государство ничего не теряет, если будет больше посылок!
-- А кто будет пользоваться посылками? -- возражают они. -- В основном
богатые семьи (здесь это слово употребляют -- богатые, это нужно для
реального государственного рассуждения). Кто наворовал и припрятал на воле.
Значит, увеличением посылок мы поставим в невыгодное положение трудовые
семьи!
Вот режут, вот рвут меня нити! Это -- ненарушимое условие: интересы
трудовых слоев -- выше всего. Они тут и сидят только для трудовых слоев.
Я совсем, оказывается, ненаходчив. Я не знаю, что' им возражать.
Сказать: "нет, вы меня не убедили!" -- ну и наплевать, что я у них --
начальник, что ли?
-- ЛарЈк! -- наседаю я! -- Где же социалистический принцип оплаты?
Заработал -- получи!
-- Надо накопить фонд освобождения! -- отражают они. -- Иначе при
освобождении он становится иждивенцем государства.
Интересы государства -- выше, это пришито, тут я не могу дЈргаться. И
не могу я ставить вопроса, чтобы зарплату зэков повысили за счЈт
государства.
-- Но пусть все воскресенья будут свято-выходными!
-- Это говорено, так и есть.
-- Но есть десятки способов испортить воскресенье внутри зоны.
Оговорите, чтоб не портили!
-- Мы не можем так мелко регламентировать в Кодексе.
Рабочий день -- 8 часов. Я вяло выговариваю им что-то о 7-часовом, но
внутренне мне самому это кажется нахальством: ведь не 12, не 10, чего еще
надо?
-- Переписка -- это приобщение заключЈнного к социалистическому
обществу (вот как я научился аргументировать)! Не ограничивайте еЈ.
Но не могут они снова пересматривать. Шкала уже есть, не такая
жестокая, как была у нас... Показывают мне и шкалу свиданий, в том числе
"личных", трЈхдневных -- а у нас годами не было никаких, так это вынести
можно.

Страницы: (377) :  <<  ... 347348349350351352353354355356357358359360361362 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Теперь между каменными плитами дорожек пробивались усики дикой петрушки и водосбора. Колодец среди двора зарос папоротником. Запущенные розы одичали; их длинные спутанные ветки тянулись по всем дорожкам. Среди букса алели большие красные маки. Высокие побеги наперстянки склонялись над травой, а бесплодные виноградные лозы, покачиваясь, свисали с ветвей боярышника, уныло кивавшего своей покрытой листьями верхушкой.
   В одном углу сада поднималась ветвистая магнолия с темной листвой, окропленной там и сям брызгами молочно-белых цветов. У ствола магнолии стояла грубая деревянная скамья. Монтанелли опустился на нее.
   Артур изучал философию в университете. В тот день ему встретилось трудное место в книге, и он обратился за разъяснением к padre. Он не учился в семинарии, но Монтанелли был для него подлинной энциклопедией.
   - Ну, пожалуй, я пойду, - сказал Артур, когда непонятные строки были разъяснены. - Впрочем, может быть, я вам нужен?
   - Нет, на сегодня я работу закончил, но мне бы хотелось, чтобы ты немного побыл со мной, если у тебя есть время.
   - Конечно, есть!
   Артур прислонился к стволу дерева и посмотрел сквозь темную листву на первые звезды, слабо мерцающие в глубине спокойного неба. Свои мечтательные, полные тайны синие глаза, окаймленные черными ресницами, он унаследовал от матери, уроженки Корнуэлла(*7). Монтанелли отвернулся, чтобы не видеть их.
   - Какой у тебя утомленный вид, carino, - проговорил он.
   - Что поделаешь...
   В голосе Артура слышалась усталость, и Монтанелли сейчас же заметил это.
   - Напрасно ты спешил приступать к занятиям. Болезнь матери, бессонные ночи - все это изнурило тебя. Мне следовало настоять, чтобы ты хорошенько отдохнул перед отъездом из Ливорно(*8)...

Войнич Этель Лилиан (Ethel Lilian Voynich)   
«Овод»