Архипелаг ГУЛаг. Том 3 (части 5, 6 и 7)

Вот записи из его дневника тех дней:7
"Одиночка! Ничего, не так скверно. Устраиваю постель, придвигаю
табурет, лампу, кладу папиросы, грушу... Читаю, ем грушу -- совсем как
дома... И весело. Именно весело." -- "Милостивый государь! А, милостивый
государь!" -- зовет его в кормушку надзиратель. Много книг. Записки из
соседних камер.
В общем, Андреев признал, что в смысле помещения и питания жизнь в
камере была у него лучше, чем та, которую он вЈл студентом.
В это время Горький в Трубецком бастионе написал "Дети солнца".
Большевистская верхушка издала о себе довольно бесстыдную саморекламу
под видом 41-го тома энциклопедии "Гранат" -- "Деятели СССР и Октябрьской
Революции. -- Автобиографии и биографии." Какую из них ни читай, поразишься,
сравнимо с нашими мерками, насколько безнаказанно сходила им их
революционная работа. И, в частности, насколько благоприятные были условия
их тюремных заключений. Вот Красин: "Сиденье в Таганке всегда вспоминал с
большим удовольствием. После первых же допросов жандармы оставили его в
покое (да почему же? -- А. С.), и он посвятил весь свой невольный досуг
самой упорной работе: изучил немецкий язык, прочЈл в оригинале почти все
сочинения Шиллера и ГЈте, познакомился с Шопенгауэром и Кантом,
проштудировал логику Милля, психологию Бундта..." и т.д. Для ссылки --
Красин избирает Иркутск, то есть, столицу Сибири, самый культурный город еЈ.
Радек в Варшавской тюрьме, 1906 г.: "сел на полгода, провел их
великолепно, изучая русский язык, читая Ленина, Плеханова, Маркса, в тюрьме
написал первую статью (о профдвижении)... и был ужасно горд, когда получил
(сидя в тюрьме) номер журнала Каутского со своей статьей".
Или наоборот, Семашко: "заключение (Москва, 1895) было необычайно
тяжелым": после трехмесячного сидения в тюрьме выслан на три года... в свой
родной город Елец!
Славу "ужасной русской Бастилии" и создавали на Западе такие размякшие
в тюрьме, как Парвус, своими напыщенно-сантиментальными приукрашенными
воспоминаниями -- в месть царизму.
Всю ту же линию можно проследить и на лицах мелких, на тысячах
отдельных биографий.
Вот у меня под рукой энциклопедия, правда некстати -- литературная, да
еще старая (1932 год), "с ошибками". Пока этих "ошибок" еще не вытравили,
беру наудачу букву "К".
Карпенко-Карый. Будучи секретарЈм городской полиции (!) в
Елисаветграде, снабжал революционеров паспортами! (Про себя переводим на наш
язык: работник паспортного отдела снабжал паспортами подпольную
организацию!) За это он... повешен? Нет, сослан на... 5 (пять) лет.. на свой
собственный хутор! То есть, на дачу. Стал писателем.
Кириллов В. Т. Участвовал в революционном движении черноморских
моряков.

Страницы: (377) :  <<  ... 49505152535455565758596061626364 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...) Да ведь это ректор!
Мадам Хельсет. Верно - ректор!
Ребекка. Нет, вот славно! Увидите, он к нам.
Мадам Хельсет. И прямехонько через мостик! Даром, что она ему родная
сестра была... Ну, так я пойду накрою на стол, фрекен. (Уходит направо.)
Ребекка некоторое время неподвижно смотрит в окно, затем улыбается и
кивает. Начинает смеркаться.
Ребекка (идет к двери направо и говорит в соседнюю комнату). Голубушка
мадам Хельсет, вы уж постарайтесь (*745) подать к ужину что-нибудь получше.
Вы ведь знаете, что ректор больше любит.
Мадам Хельсет (из другой комнаты). Хорошо, фрекен. Постараюсь.
Ребекка (отворяя дверь в переднюю). Ну, наконец-то!.. Добро пожаловать,
дорогой ректор!
Кролл (в передней, ставя палку в угол). Благодарю. Так я не обеспокою
своим посещением?
Ребекка. Вы? Полно, как вам не стыдно!
Кролл (входя). Всегда любезны. (Озираясь.) А Росмер разве у себя
наверху?
Ребекка. Нет, он пошел гулять, да вот что-то замешкался против
обыкновения. Но теперь, верно, сию минуту придет. (Указывая на диван.)
Пожалуйста, присядьте пока...
Кролл (положив шляпу на стол). Очень благодарен. (Садится и озирается.)
Однако какой нарядной стала у вас эта старая комната, премило. Везде цветы.
Ребекка. Росмер ужасно любит свежие, живые цветы вокруг себя.
Кролл. И вы, по-видимому, также?
Ребекка. Да. По-моему, они так сладко одурманивают своим ароматом.
Прежде нам приходилось отказывать себе в этом удовольствии.
Кролл (грустно качая головой). Бедная Беата не переносила запаха
цветов.
Ребекка. И красок тоже. У нее голова кружилась...
Кролл. Помню, помню. (Переходя на обыкновенный разговорный тон.) Ну,
как же теперь идут у вас дела?
Ребекка. Да ничего, все идет своим чередом, потихоньку. День за днем. А
у вас как? Что ваша супруга?..
Кролл. Ах, дорогая фрекен Вест, не будем говорить о моих делах. В семье
всегда - не одно, так другое, все какие-нибудь неприятности. Особенно в
теперешние времена.
Ребекка (немного погодя садится в кресло у дивана)...

Ибсен Генрик Юхан (Ibsen Henrik Johan)   
«Росмерcхольм»